Причиной тому стала непродолжительная связь с Эвелин, дочерью лорда. Эвелин сопровождала отца, когда он два года назад впервые прибыл в Луксор, чтобы ознакомиться с ходом финансируемых им раскопок. Девушке было двадцать лет, она была невысокой и невероятно красивой, а ее темные, живые глазки заставили Картера почувствовать себя влюбленным школьником. При этом он в отцы ей годился и никогда не решился бы приблизиться к Эвелин, если бы она не намекнула на свои чувства нежными прикосновениями, а затем пылкими письмами, которые может писать лишь влюбленная девушка.

Высокий Лорд их платонические взаимоотношения, конечно, мог бы долго не замечать, если бы Эвелин не начала внезапно интересоваться египетской историей и раскопками в Долине Царей, забросив журналы мод и вечеринки, составлявшие до тех пор смысл ее жизни.

Отношения между Картером и Карнарвоном и без того были не лучшими. Картер презирал Карнарвона за его богатство, а тот его за бедность, о чем лорд не раз заявлял. И во время их разговора, речь в котором шла — по словам лорда — «об увлечении незрелой девочки», основной темой была не любовь и не разница в возрасте — что Картер понял и принял бы, — а деньги или, скорее, имущество, без которого нельзя стать полноправным членом английского высшего общества. Картеру не следовало забывать об этом.

Конечно, Картер сказал, что ему надо было подумать об этом, извинился и написал Эвелин прощальное письмо, сообщавшее о том, что им больше не следует видеться. На следующий после упомянутого разговора день лорд с дочерью отправились в Лондон.

Однако то, что задумывалось как финал любовной истории, оказалось, как это часто происходит, ее истинным началом. Без ведома отца Эвелин регулярно писала Картеру письма, одно в неделю, не надеясь на ответ. Честные письма трогали Картера почти до слез, он неделю носил их с собой, перечитывая вновь и вновь, а затем, по примеру египтян, складывал в глиняный кувшин, освобождая место следующему.

С тех пор Картер копал только из упрямства, отчаяния и с мыслью о том, что одно сенсационное открытие может прославить его на весь мир, как это случилось с мародером сэром Френсисом Дрейком. И погруженный в мечты, какие овладевают одинокими людьми куда чаще, нежели остальными, Картер представлял себя среди открытых им захоронений и найденных ящиков золота, закопанных вместе с фараонами, уходящими в последний путь.

В ночь перед тем, как была обнаружена стена, Говарду Картеру приснился сон, отличавшийся от обычных четкостью цветных образов, бывших обычно черно-белыми и расплывчатыми, и произносимыми речами. По бесконечной сияющей лестнице из глубины к нему пришел Анубис с головой шакала и огненным взглядом, который кладет на весы сердца в Судный день, за ним следовала вереница белых статуэток Ушебти со сложенными на груди руками, которые, согласно возложенному на них заданию помогать людям в ином мире, издавали сотни криков: «Я здесь! Я здесь!»

Потом Картер увидел себя самого спящим на кровати, Анубис наклонился к нему так близко, что Картер почувствовал его зловонное дыхание, и начал говорить тихим, хриплым голосом. Тутанхамон, сказал он, покоится в десяти шагах на запад и десяти на север, но Картер не должен тревожить его, потому что того, кто потревожит покой фараона, настигнет месть бога мертвых Осириса. Потом он отсчитал ему шестнадцать черных камушков и сказал, что каждый следующий камень, который он найдет, будет преступлением против богов подземного мира, и не успел Картер сказать ни слова, Анубис и бесконечная процессия растворились в воздухе, и он проснулся.

Десять шагов на запад и десять на север. С тех пор как Картер обнаружил под землей запечатанную стену, сон не выходил у него из головы. Были ли шестнадцать камней, которые ему дал Анубис, намеком на шестнадцать ступеней, ведших к запечатанной стене?

Для такого человека, как Картер, проведшего всю жизнь в поисках сокровищ в подземных лабиринтах, «страх» было словом незнакомым. Так что он не стал раздумывать над предупреждением Анубиса не тревожить покой фараона.

Дженни, попугай, заснула, и Картер, запивая сухие лепешки чаем, погрузился в раздумья о том, как же ему вести себя дальше. Договоры с Управлением археологии в Каире и договоренность с лордом Карнарвоном требовали немедленного сообщения об открытии. Как Рекс Энгельбах, английский генеральный инспектор учреждения, так и Карнарвон заявили о желании присутствовать лично. Но кто поставит ему в вину, если Картер сейчас тайно отправится в Долину Царей. Это была его гробница, его открытие, которое стоило ему многих лет жизни. Он давно понял, что есть два типа людей — победители и проигравшие. И он принадлежал к последним. Всю жизнь он тянул пустые билеты в лотерею, и даже те, кто неплохо к нему относились, общались с ним из жалости.

Беспокойство, охватывавшее Картера, когда он начинал думать о запечатанной двери, было вполне понятно. Он не верил в то, что полоса неудач, тянувшаяся через всю его жизнь, вдруг вот так прервется. Он, Говард Картер из Норфолка, — счастливчик? Его высмеют, над ним будут издеваться, если за стеной окажется пустая гробница.

Все эти мучительные раздумья привели к тому, что Картер поднялся, оседлал осла и под тусклым лунным светом поскакал к Долине Царей.

Долина, каменная низина между полосками скал, и тысячу лет назад выглядела так же. Во всем Египте не найти другого такого места, где бы ландшафт был столь един со временем, и в этом, бесспорно, крылась причина того, что фараоны древнего Египта выбрали эту местность в качестве своего последнего пристанища. Днем над скалами кружили коршуны, по ночам по каменистым тропинкам пробирались шакалы.

Перед лагерем, где работники хранили инструменты и воду, Картер остановился. Он привязал осла к решетке и достал лампу и тяжелую железную жердь. Затем, с лампой в одной руке и жердью в другой, он сошел вниз по ступеням. На середине лестницы он поставил лампу так, чтобы она освещала все пространство ниже уровня земли, затем опустился на нижнюю ступень, оперев подбородок на руки, и задумался.

Погрузившись в раздумья, прав ли он в своем намерении и соответствует ли оно важности открытия, он вдруг почувствовал, будто два глаза наблюдают за ним из темноты, читая его мысли. Он попытался прогнать глупое чувство, приписав его внутреннему возбуждению, но затем, услышав шаги, отдававшиеся на каменистой земле, вскочил.