Ну хоть наручники снял этот сукин сын.

— Ты выглядел очень несчастным, — иронично сказала Элина.

— Если ты думаешь, что улыбка — признак счастья, то не странно ли количество самоубийц, которые всегда были душами компаний? Умерла душа. Нет души. А улыбаться ничто не мешает, чисто механическое действие. Ну поешь, Эля. Умоляю. Ты такая бледная…

— Уж точно не из-за голода. Я была готова драться за тебя. Я была готова закрыть тебя от пули, если он достанет пистолет. Я была готова простить тебе связь с другой женщиной. Больше я не готова. Я просто не готова.

Вокруг нее валялись миски с какой-то пищей. Должно быть, у бомжей отобрали и сюда кинули. Она со злобой пнула миску, словно это сама судьба из пластика. Пешка судьбы перевернулась и чвакнула вывалившимся на пол жидким содержимым. Какой-то разводной суп. Бомжи лучше питаются.

Волосы сбились в колтуны, лицо протухло от не смытой косметики, не говоря уже о теле. Элине казалось, что по ней вши ползают, что она облеплена навозными жуками, и они чавкают, уплетая грязь с ее кожи.

— Эля, не было никакой связи, тем более с женщиной. Какая она женщина? Наличие половых органов не определяет пол, увы.

— Ты-то знаком с содержимым ее трусов, — непривычно ехидно и зло ответила девушка.

За эти двадцать четыре часа она стала другой. За словом в карман не лезет — носит с собой целую сумку ехидств и колкостей. Не боится говорить — плюется словами, точно скорлупой от семечек.

— Да что ты несешь?! — взорвался Алекс, который был с ног до головы оплеван ею.

— А в чем я неправа? В чем? Ты же спал с ней? — Молчание. — Спал, дорогой мой.

— Назови меня хоть раз по имени.

— У тебя нет имени. Для меня нет. Я тебя не знаю, зачем мне твое имя. Могу Димой называть, пойдет?

— Нет!

Она резала его двумя руками, нанося быстрые и точные порезы в самые важные места. Сердце. Душа. Самолюбие, если от него вообще хоть что-то осталось.

Время перестало быть определяемой единицей в этом гараже. День ли, ночь ли… Усталость неряшливо построила гнезда в ее голове, выкопала свою берлогу в ее сознании и устроилась там, как у себя дома.

— Эль, я не спал с ней. Пусть меня прям сейчас инфаркт схватит, если я лгу. Она пришла потому, что я позвал. Я… хотел решить финансовый вопрос.

— Каким образом? Правильно спросил твой друг: «Ты идиот?»

Алекс словно получил апперкот, когда она встала на сторону Туманова. Господи, ну почему люди не могут предвидеть свое будущее? Лет пять назад бы знать, что просто слова этой женщины будут расковыривать его душу до мяса, он бы все изменил. А теперь уже поздно.

— Не знаю, каким. Теперь не знаю. Я устал жить в нищете, зная, что у меня в Питере золотые горы пылятся! Я хотел удивлять тебя подарками, настоящими подарками, а не этими букетами из двадцати роз и каким-то сыром из супермаркета.

Элина нахмурилась, поднимая на него взгляд. Его зовут Александр. Алекс. Он стал выглядеть иначе, будто изменился внешне. Имя Дима ему не шло, она всегда чувствовала, что это не его имя. Слишком простецкое для его харизмы, слишком невзрачное для его ослепляющей яркости, слишком тихое для его голосистого эго. Алекс подходит на тысячу процентов.

— Какой ты дурак. Ты был моим самым дорогим подарком. Без цветов и сыров. Без бриллиантов и шелков. Посмотри на Марьяну и на меня. Она женщина с ценником, и каждый раз лепит новый поверх старого, когда цены взлетают вверх. А я… у меня нет цены. Я ничего не прошу за свою любовь. Я не продаю себя на рынке, — крикнула Элина, — не надо взвешивать меня, как мясо, как свинью! Не надо думать, сколько травы запихнуть в эту скотину, чтобы мясо вышло хорошим!

По ее щекам, которые уже ныли от постоянных слез, снова покатились невысыхающие ручьи. Он думал, что она не ляжет к нему в постель, если не накормит ее до отрыжки деньгами. Думал, что она не останется с ним, если не начнет пухнуть от несварения жадности и алчности! Вот как он мерил ее по своей шкале продажности.

— Я верила, что все было искренне, а ты… ты продавал и покупал меня! Наверное, был шокирован, когда эта дура, эта дешевка, которой не перепало дорогих подарков, прыгнула к тебе в койку? Слишком легко сдалась? А я-то думала, что для секса нужны чувства. Черт, буду теперь знать, сколько стоит тело.

— Эля, не надо говорить так, будто ты сразу же пойдешь искать нового мужика.

— Нет, Саша, — она чуть не подавилась, назвав его по имени, — мужика я искать не буду. Мужиков, — презрительно сказала Элина, — с меня хватит. Я буду искать мужчину, который не станет стелить мне постель из золота. Знаешь, спать на ней жестковато.

— Я не Саша. Зови меня Алекс.

— Не хочу никак тебя звать.

— И перестань делать вид, что я для тебя ничего не значу.

Взгляд Элины наматывал паутину на корявый палец, собирая ее с потолка; раскидывал грязные шины, завалявшиеся за ненадобностью в углу; отстирывал мысленно замасленные тряпки в углу. В общем, делал все, только бы не смотреть на него. На Алекса.