Альбус беспомощно развёл руками.

— Могу сказать вам только одно, — подойдя ближе, он опустил руки на плечи Гарри и Седрику, посмотрел вначале на них, потом на стоявшую между юношами Флёр, и продолжил менторским тоном: — Будьте мужественны. Вам предстоят нелёгкие испытания, однако сила духа и воля к победе помогут вам преодолеть их.

А потом он, оставив чемпионов учителям, ушёл в свой кабинет сочинять речь, с которой должен был обратиться к Конфедерации магов.

«Ну что, всё прошло не так уж плохо, — мысленно подбодрил себя Дамблдор, когда пару дней спустя вышел из зала после окончания заседания. — Даже снять с должности не пригрозили».

Сказать, что делегаты были в шоке — ничего не сказать. Повторить прошение его попросили трижды, прежде чем каждый в зале убедился в том, что его не разыгрывают. Однако Альбус был мастером их игры — за годы поднаторел, — а потому лучше всех изобразил шок от случившегося и активно напирал на то, что решение Кубка — неотменяемый контракт. Во внесении этого в головы делегатов помог Барти; его Альбус привлёк в качестве основного свидетеля, и Крауч, которого, как говорят маглы, ещё не перезагрузили, полчаса разными словами повторял одну мысль: иначе никак. Барти был убедителен, так что в итоге большинством голосов было утверждено участие Геллерта в чемпионате.

«А может, мир всё-таки сошёл с ума?» — задал себе философский вопрос Альбус, когда готовился трансгрессировать в Нурменгард. Многое говорило в пользу этой теории, но Альбусу очень хотелось верить, что всё ещё не настолько запущенно.

Мрачный замок в горах, который он не видел пятьдесят лет, меж тем оставался прежним — разве что обветрился чуть, да и то немного. «Вот интересно, а он сам?..» — подумал Альбус и зашагал по ступеням к двери тюрьмы, в которой обитал его старый друг, единомышленник, противник, враг…

Геллерт.

Стражей предупредили о его прибытии, поэтому ни один из них не остановил Альбуса, когда он вошёл. В одиночестве он пересёк каменные залы, холодные и тихие, полные задувающего в провалы окон ледяного ветра, поднялся выше, пока не оказался в одной из башен. Там перед единственной на площадке дверью он замер на миг, а затем вставил в скважину ключ, который ему дал стражник, и дважды повернул его.

Толкать дверь было страшно.

— Was noch? [1] — раздражённо осведомились из комнаты. — Komm rein und sprich! [2]

Альбус собрался с силами и, отворив дверь, перешагнул порог.

— Геллерт?

Человек, лежавший на простой деревянной кровати, поднял голову и усмехнулся, увидев вошедшего.

— А я всё гадал, когда ты появишься, — протянул Геллерт, перейдя на английский. — Надо сказать, тянул с этим ты дольше, чем я ожидал, — добавил он, медленно садясь, затем вставая.

Время иссушило его, но не сломало. И прежде худой, теперь Гриндевальд стал жилистым, но таким же, как раньше, надменно глядящим с гордо выпрямленной спиной. Его золотистые некогда волосы отливали теперь серебром, но вот глаза… глаза не изменились ничуть.

Альбус не без труда отвёл взгляд, прошёлся им по комнате. Это действительно была бедная, но комната — не камера.

— У тебя не такие уж и плохие условия, — нейтрально заметил он.

— Ну, я ведь признался миру, что был неправ и теперь раскаиваюсь, — протянул Геллерт тоном, в котором раскаянием даже не пахло. — А Европа нынче добрая и гуманная… чему в нынешней ситуации я даже рад.

Альбус прокашлялся.

— На самом деле, Геллерт, я к тебе по делу.

— Ну надо же, — Гриндевальд прикинулся удивлённым. — Неужели объявили амнистию для бывших диктаторов?

— Лучше, — саркастично возразил Дамблдор и рассказал всё, что случилось за последние дни.

Когда он закончил, Геллерт, до того ещё сдерживавшийся, открыто расхохотался ему в лицо.

— Кто-то подкинул бумажку, и теперь я — участник Турнира Трёх Волшебников?! — он запустил руку в волосы. — О-ой, Альбус, умеешь ты ещё удивлять!

— Я тут ни при чём, — быстро уточнил Дамблдор. Он правда не знал, как всё так случилось, и никоим образом в произошедшем не участвовал. «Разве что у меня тайное раздвоение личности, и пока Я сплю, моё Альтер-эго творит странные дела?..»

— Ну да, конечно! — Геллерт перестал смеяться, стал почти серьёзен. — Магические контракты, подобные тем, что заключает Кубок, легко разрываются смертью волшебника, и ты это знаешь. Этим крючкотворцам удобнее было подписать, наконец, мой смертный приговор, чем соглашаться на эту… этот Турнир, — он пытливо прищурился. — Признавайся, что ты им наговорил?

— Я не сказал почти ничего, — совершенно честно ответил Альбус. — Основную часть словесной работы произвёл один очаровательный джентльмен с феноменальной зацикленностью на правилах…