Я мог лишь сочувствовать, ставя себя на его место.

Я даже не представлял себе, что могу потерять Нэпала.

Глава тридцать первая

Я очень боюсь потерять Нэпала, но в данный момент должен беспокоиться скорее о себе. У меня образовался пролежень на правой пятке — наверное, я ушибся ею о коляску во время тренировок. Вообще-то он меня не очень тревожит. Я не хочу портить себе настроение.

Мы с мальчиками занимаемся дайвингом в Кристал-лейк, местном водоеме родникового происхождения, и в язву попадает немного ряски. Начинается воспаление. Рану промывают и перевязывают в больнице, но лучше мне не становится. Однажды мы с Мелиссой тренируемся на улице, я делаю слишком сильный рывок, переезжая через бордюр, и ударяюсь пяткой. Язва открывается. Оставив Нэпала с Мелиссой, я отправляюсь в кабинет неотложной помощи в «Бейлоре». Меня направляют к доктору Николсону, специалисту по травмам ног. Он тоже военнослужащий запаса. Доктор Николсон говорит, что в пролежне, судя по всему, нагноение. Понадобится МРТ, чтобы увидеть, дошла ли инфекция до кости.

— А что делать, если дошла? — спрашиваю я.

Доктор Николсон говорит, что в таком случае они вырежут воспаленную часть, зашьют кожу сверху — и примерно через неделю я снова буду в строю и смогу вернуться к тренировкам. После МРТ он меня отпускает. Нужно приехать через пару дней за результатами. Я интенсивно тренируюсь два дня, а затем возвращаюсь. Мрачное лицо доктора Николсона не обещает ничего хорошего.

— Все намного хуже, чем мы думали, — говорит он. — Скорее всего, инфекция в вашей правой ноге была уже давно. У вас остеомиелит. Поражена правая пятка или вся ступня. Мы можем попробовать консервативные методы лечения, но это означает месяцы, если не годы в больнице, и никто ничего не гарантирует.

Я спрашиваю, есть ли альтернатива.

— Мне жаль, Джейсон, — отвечает он, — но я бы рекомендовал ампутировать ногу ниже колена.

Я в ужасе. Это как гром среди ясного неба. «Ампутировать». Я чего угодно ожидал, только не этого.

Я прошу у доктора Николсона разрешения провести несколько минут наедине со своим псом. Я глажу и крепко обнимаю Нэпала, пытаясь понять, что со мной происходит. Нет, не только со мной, с нами. После получения травм я лелеял мечту снова ходить. Снова встать на ноги. Выбраться из коляски, пусть даже ненадолго. Я не забывал свои первые слова, которые произнес, выйдя из комы: «Сэр, я буду ходить». Огромные силы были направлены именно на эту цель. И перспектива потерять часть правой ноги — это страшный удар. Это оглушает меня. Точнее, оглушило бы, не будь рядом Нэпала.

Я сижу в смотровой и рассказываю ему обо всем этом. Думаю, если выбирать между годом в больнице без гарантий на выздоровление и ампутацией, я выберу ампутацию. Я не смогу лежать в больнице, меня это раздавит. Сломает. К тому же инфекция может проникнуть глубже и убить меня. Нэпал не сможет быть рядом со мной в больнице. Разлучиться со своим псом на год или с ногой на всю жизнь? Тут даже и думать не о чем.

Я наклоняюсь и глажу Нэпала, зарываясь пальцами в мягкий блестящий мех.

— Что ж, приятель, настал момент истины. Мы на перекрестке. Я могу снова оказаться в темноте и скатиться в ужаснейшую депрессию. Или смело встретить трудности. Я так хотел проехать марафон. Это придало бы моей жизни смысл. Нам это нужно. Нужно. Что скажешь?

Я смотрю в широко раскрытые глаза моего пса. Это выражение я называю «Кот в сапогах». Вот такой у него сейчас вид. Он словно хочет сказать: «Иногда мы сталкиваемся с тяжелыми проблемами. Тогда нужно смело идти им навстречу, понимая: нам это по силам. И знаешь что, приятель? Ты прав. Давай так и сделаем. Но при одном условии: мы все равно проедем этот марафон. Мы можем отползти в сторону, жалея себя, или двигаться дальше, воплощая свои мечты. Что ты выберешь?»

Я чувствую, что Нэпал со мной. Вместе мы справимся.

Я снова зову доктора Николсона и спрашиваю, смогу ли я после ампутации участвовать в Марафоне морской пехоты. Он внимательно смотрит на меня. Разглядывает меня так, будто видит перед собой сумасшедшего.

— Я бы очень не советовал это делать. Вам нужно будет полностью сконцентрироваться на выздоровлении и адаптации к протезу.

Я отвечаю, что протез мне не нужен. Я проеду марафон в инвалидной коляске. К тому же интенсивные тренировки — лучший способ быстро поправиться.

— Все-все. — Доктор шутливо вскидывает руки, сдаваясь. — Черт возьми! Думаю, если вы действительно так хотите этого, то сможете. Если нога хорошо заживет, полагаю, у вас все получится. Но операция, потеря крови, восстановление — все это отбросит вас на месяцы назад.

Мы заключаем сделку: я соглашаюсь на операцию, а он делает все от него зависящее, чтобы я как можно скорее выписался из больницы и вернулся к тренировкам. Инфекция проникла так глубоко, что откладывать нельзя. Нужно все сделать немедленно.

Я звоню своим спонсорам из «Семей инвалидов-ветеранов». Они первым делом говорят, чтобы я не переживал о деньгах, вложенных в мою подготовку, а сосредоточился на выздоровлении. Мне приходится три раза повторить им, прежде чем они осознают: я не отказываюсь от участия в марафоне. Я звоню Мелиссе и обо всем ей рассказываю. Сначала она думает, что я шучу. Но, осознав серьезность моих слов, всеми силами поддерживает меня. Она понимает. Понимает, что, если передо мной не будет этой цели, этого марафона, я могу впасть в депрессию. Мелисса знает, что мы должны это сделать. Должны проехать этот марафон — он придаст моей жизни смысл.

Утром перед операцией я должен сдать несколько анализов, чтобы убедиться, что воспаление не перекинулось на внутренние органы. Врачи особенно беспокоятся за мое сердце. Если оно затронуто, я могу не пережить ампутацию. Анализы я сдаю в другой больнице. Джули предлагает составить мне компанию, пока мы ожидаем результатов.

Само собой, мы как на иголках. Постоянно звонят мама, отец и мой брат Джон. И все задают один и тот же вопрос: «Результаты уже известны?» Медсестры очень милы. Они приносят Нэпалу миску с водой и возятся с ним. Наконец нас ведут в кабинет кардиолога — он готов меня принять.