– Прямо, - уверенно ответил крепыш.

Идем, раз ты так уверен.

– А что это у нас тут?
– Странные фиолетовые нити обвивали дверной косяк и тянулись к невзрачному цветку, стоящему в горшке над самой дверью. Что это за заклинание, и как его убрать, я, честно говоря, понятия не имел.

– Что там?
– взволнованно вопроси Кордит, видя, что с объяснениями я не тороплюсь.

– Даже не знаю, что это, - правдиво признался я.

– Это плохо, - отозвался он, мрачнея.

– Плохо. Хотя....
– Я принялся лихорадочно вспоминать все что знаю о свойствах магических линий. Хм-м-м.
– Кажется, можно сделать так.
– Я протянул руки вверх и без опасения взял и переставил горшок подальше - на рундук. Линии, помигав, погасли.

И снова - ни шума, ни звука - очередная ловушка оказалась пройденной. Победа!

– Вот так. И вход открыт, - улыбнулся я.

Кордит моей улыбки не разглядел, но по моему тону понял, что беда уже не беда.

– Входим, - уверенно распорядился он в полутьму и первый в нее вошел.

Новая комната, в которую мы попали, разительно отличалась от предыдущих - она оказалось просто переполненной разными предметами. Любопытная луна, вовремя заглянувшая в узкое окошко, любезно высветила нам все до мельчайших подробностей. Ого!

В центре комнаты стоял необычно низкий массивный стол, опиравшийся на непривычно толстые ножки. По двум сторонам, у стен, стояло по высокому массивному шкафу. Но выполнены они были в настолько грубой и неуклюжей манере, что казались верхом криворукости и разгильдяйства какого-то пьяного недомастера. На полу - ни одного стула и ни одного табурета. Вместо них - обычные не струганные чурбаны разных форм и размеров. Единственное что выглядело здесь более-менее нормальным, это три больших сундука, таящихся у дальней от нас стены.

– Дикость какая-то.
– Я не мог не поделиться своим мнением.

– Почему дикость?
– не согласился Кордит.
– Это как раз в их... духе.

– Что в их духе?
– не понял я.

– Этакая, ну, грубоватость, - полушепотом пояснил приятель.
– Орхары - ценители тонкости и изящества. Наркары же совсем наоборот. Они - дети лесов, и потому ценят все природное, естественное.

– Я и говорю - дикость, - остался я на своем.

– Не дикость, а простота. Всамделишность, - не соглашался со мною друг.

– Простота, всамделишность. Все одно безвкусица, - выдал я свой вердикт.

– Ай, с тобой спорить, все равно, что воду в ступе толочь, - отмахнулся друг.

– А ты и не спорь, - отозвался я.
– Лучше ищи то, зачем мы сюда пришли.

То, что мы искали, оказалось в дальнем правом углу - в темном закутке, подальше от любопытных глаз, стоял сложный многоступенчатый пьедестал, на котором располагалось множество разных странных вещей. Постамент венчала столь нужная мне уродливая башка. А чуть выше, под самым потолком, висела большая картина.

Подчинившись порыву любопытства, я сделал несколько осторожных шагов, и, оказавшись возле полотна, поднял левую руку, произнес короткое заклинание и щелкнул. Над пальцами взвился крохотный язычок.

– Ты чего?
– всерьез обеспокоился Кордит.
– Пламя же выдаст нас!

– Да не бойся ты, - успокоил я не в меру встревожившегося друга.
– Я стою спиной к окну. Да и огонь я сделал совсем крохотный - только что б взглянуть.

– Чего смотреть?
– не понял он.
– Голова паука видна и так.

– Не, не голову - картину, - объяснил я ему.

– Картину? Зачем?
– не мог взять в толк Кордит.

– Это портрет. Портрет наркини. И мне интересно.

– Что интересно?
– не понял друг.

– Ну, интересно, как она выглядит.

– Кто? Наркиня?

– Да.

– Прямо сейчас?

– Ну да.

– Нашел же время!

– Ой, да ну тебя, - отмахнулся я, чувствуя, что начинаю заводится.
– Лучше помолчи: меньше слов - больше дела, - бросил я и сфокусировался на просмотре заинтересовавшего меня предмета.

Наркиня выглядела как... наркиня: по-чужацки жутко и по-женски привлекательно. Казалось бы, что может быть привлекательного в островерхой шишковатой голове, покрытой редкими волосами, в чрезмерно широко распахнутых глазах с бездонно глубокими зрачками, в широких обводах носа и улыбке, полной острых желтых зубов? Но что-то в ней все-таки было. Одетая в доспехи из меха и кожи, наркарская охотница стояла в такой интересной позе, что не восхищаться ей просто невозможно. В глазах - хищный блеск. В мелкозубой улыбке - ярость. В гордой изгибе спины - превосходство.