– Вы обучаетесь клоунаде? – язвительно осведомился визитер.

Я был шокирован бестактностью замечания и практически откровенным признанием в слежке, поэтому ответил сухо:

– В том числе.

– Простите, – гость склонил голову, – но все же присутствие постороннего лица в уединенном доме с несовершеннолетним... это несколько неосмотрительно, не так ли?

Я мучительно искал объяснение, способное удовлетворить сурового Шипа, а через него и всю мою занудную семью... и не находил его. Но на помощь своему косноязычному ученику, неслышно ступая мягкими тапочками, пришел учитель.

– Доброе утро, уважаемый гость. Сиди, Аль-Тарук, – он удержал меня от демонстративного поклона, надавив на плечо.

Учитель опустился в пустующее кресло и властно посмотрел на визитера:

– Не кажется ли Вам, что врываться в чужой дом, лишь для того, чтобы упрекнуть его хозяина, – несколько невоспитанно? Вы можете подтвердить Ваши полномочия?

– Не менее невоспитанно, чем врываться по любому другому поводу, – парировал Шип. – Могу ли я ознакомится с документами, удостоверяющими Вашу квалификацию и личность?

– Нет, – развел руками Учитель Доо, – не можете. Терн Пиккья над кандалами... Вы сыщик. Но не государственный, их курируют Иса. Поэтому Вы здесь неофициально, а частному лицу никто не обязан объяснениями.

– Так рассуждать могут лишь те, кому есть что скрывать... – ядовито заметил Шип.

– Или те, кто оберегает свое личное пространство от вторжения посторонних, – парировал наставник. – Но я не буду усугублять возникшие между нами противоречия. Можете доложить Иса, что их сын в надежных руках Учителя Доо.

Сыщик встал и низко поклонился:

– Аландар Делун Пиккья, к Вашим услугам, Учитель Доо. Я рад, что Вы не просто мифический персонаж... Вам ведь сейчас, насколько знаю, должно быть около трех сотен лет?

– Оставьте, Аландар Делун, мы все не молодеем... – Учитель довольно засмеялся и махнул рукой. – Вы въедливы, как Ваш покойный дедушка: вот уж кто был по-настоящему мифический персонаж. Ведь это он привел вашу семью к Пиккья... и он давно бы заставил меня снять любимую шапочку.

И учитель, впервые за все время пребывания в доме, снял свой хэ-е, «лотосовый листок» беззаботного скитальца. Я с удивлением рассматривал его забавную прическу, состоящую из перемежающихся черных и белых прядей волос, теряющихся в пышном пучке, унизанном добрым десятком шпилек. Сыщик снова согнулся в низком поклоне.

– У меня нет больше вопросов, господин. Простите меня. Разрешите удалиться?

– Удаляйтесь. Ученик, проводи гостя.

Уже стоя одной ногой за порогом дома, Шип обернулся и посмотрел мне в глаза:

– Даже не знаю, завидовать тебе или сочувствовать, парень... – его грубоватые слова почему-то принесли радость. – Мне приказано быть рядом. Еще встретимся.

– Значит, мифический персонаж? – я вернулся в зал для приема гостей, с неудовольствием отмечая его ветхую роскошь, совсем не похожую на ту, что царила здесь недавней ночью.

– Есть немного... – Учитель Доо задумчиво рассматривал чайник. – Твоим чаем можно пытать врагов.

– А твоим – усыплять бдительность. Поэтому я сейчас пить чай не буду. Триста лет? Мне стоит называть тебя на «Вы» и кланяться при каждом обращении?

– На самом деле – чуть меньше, – «успокоил» Учитель Доо, – но мне нравится ход твоей мысли. И все же кланяться не стоит. Меня давно не интересуют формальности.

– Но как? Триста лет...

– Время... – Учитель Доо усмехнулся, – времени не существует. Те дни и минуты, которые показывают часы и календарь, есть фикция, обман суетливого разума, сеть условностей, наброшенная на живой поток энергий. Когда-нибудь ты встанешь со временем лицом к лицу и выберешь сам, биться ли в его сети золотой рыбкой или уплыть сквозь ее ячейки в воды вечности. Тогда за твоей спиной не будут стоять монолитом спрессованные века истории и регалии старого рода. Только сам. Гол и бос. Таким, каков ты есть. И либо ты его, либо оно тебя... Займись-ка каким-нибудь делом, мой юный друг. Десять кругов вокруг дома!

И он застыл в пыльном кресле. Задумался.

После обеда мне было выдано распоряжение отмыть оставшиеся без хозяйского пригляда комнаты. Я запротестовал: во-первых, «Дом в камышах» имел двенадцать помещений, в данный момент изрядно захламленных, и это не считая галерей и переходов; во-вторых, уборку здесь проводили всего-навсего лет десять назад; в-третьих, этим всегда занимались слуги.

– И где же они? – огляделся Учитель Доо с комическим изумлением и вложил дужку ведра в мою ладонь. – Сегодня отмоешь кухню и зал для приема гостей, завтра приведешь в порядок чердак... Садом займемся позже, там давно пора разбить розарий и облагородить русло ручья.

Кухня наводила уныние. Какой-то дурак бросал огрызки овощей и обрезки колбасок по всему полу, грязная посуда... ужас, горшки для варки риса!!! – громоздилась по углам. Паутина и копоть бахромой оплели потолочные балки. Похоже, сегодня мне придется изрядно потрудиться.

Собирая мусор в бумажный пакет, я вспоминал, как в поместье Иса бегал по влажному свежевымытому полу, оставляя на нем грязные следы башмачков, капризно переворачивал на шелковые ковры «полезную» гречневую лапшу, бросал дорогие игрушки в самых неожиданных местах, где на них наступали слуги и бывали за это наказаны... и начинал презирать прежнего себя, избалованного хозяйского сынка. Да, мне многое позволялось в доме отца – младший сын от прелестной младшей жены, отрада сердца, утеха старости... Мама была Куккья, из клана певцов, на ее виске алела роза, оплетающая двойную флейту. Маленькая и хрупкая, с голосом, как серебряный колокольчик... Была ли она красива? Возможно. Для меня она была прекрасна – волшебница, скользящая в туманных покрывалах по кромке реальности, заступающая за грань ножкой в расшитом башмачке и уводящая в мир грез. В какой-то момент она в нем растворилась. Я плакал ночами, звал ее, искал... и не находил. Никто так и не объяснил мне, что с ней случилось, а отец несколько лет не заглядывал в мои комнаты. Пришел, когда мне исполнилось десять, в сопровождении иссушенного старца с жесткой линией рта и татуировкой Иса из клана банкиров: