Лопухин некоторое время сосредоточенно переваривал полученную информацию. Действительно, варианты могли быть самыми разными, и дальнейшие действия представлялись ему смутно.

– Чем я могу помочь в деле? Вы говорили, что появились здесь неспроста. – Князь вопросительно уставился на гостя.

– Напавшие на брата Жана кавалеристы были черными гусарами, – ответил тот.

– Александрийский полк? – понял Лопухин.

Гость кивнул. Теперь все стало на свои места. Имение князя действительно просто подвернулось случайно, а главным было то, что нужный полк стоял постоем в этом же уезде. Но дальше…

– Могу я чем-либо помочь?

– Разумеется. Иначе я не стал бы вас просвещать в случившемся раньше времени, – спокойно сообщил гость. Как нечто само собой разумеющееся, ведь ни один фельдмаршал не сообщает всего своим генералам. – Надо каким-то образом узнать, кто именно причастен к нападению, и уж затем любыми путями выведать судьбу украденных записок.

– Любыми не получится, – спокойно сообщил Лопухин.

Он уже окончательно успокоился после сногсшибательного известия и теперь хладнокровно перебирал варианты.

– Почему?

– Потому что в России есть законы, и, поверьте, они гораздо строже германских.

– Нет, что вы! – качнул головой гость. – Ни о каком нападении не может быть речи. Но что вы скажете, если обвинить виновника в хищении?

– В каком? – Князь посмотрел на собеседника, словно на младенца. – Что с бою взято, то свято. Я уже не говорю, что счастливец мог погибнуть, выйти в отставку, перевестись в другой полк. Если он понял, что сумел найти, то будет молчать, а не понял – скорее всего, просто выкинул, заложил, проиграл в карты. Как вы вообще хотите установить, чьих это рук дело? Начнете спрашивать – лишь привлечете к себе внимание. Даже я, не последний по знатности и богатству в этой стране человек, не могу прямо так, как здесь говорят, в лоб, узнавать какие-то подробности. Да и стоит начать выяснение, нынешний владелец записок может сделать с ними что угодно. В крайнем случае, элементарно осознает ценность своего трофея.

– Должен же быть в их полку кто-то из вольных каменщиков! – утверждающе произнес гость.

– Сомневаюсь, – возразил Лопухин. – Масонство в военной среде нынче не в моде. Они находятся в непрерывных походах, так разве им до отвлеченных рассуждений о смысле жизни? Хотя… – Князь задумался. – Есть некие предположения. Но они потребуют некоторого времени. Спешкой тут ничего не сделать.

– Подождать мы можем. Хоть несколько лет. Был бы результат. – Гость глядел так, словно в запасе у него был минимум век.

Но когда что-то ищешь если не всю жизнь, то весьма ощутимую ее часть – поневоле готов повременить еще немного. Особенно надеясь на ощутимую награду в случае удачи.

Но был в глазах гостя интерес, каким образом хозяин собирается добиться успеха, и Лопухин признался:

– У меня как раз племянник просился отпустить его в этот полк. Молодой еще, но я ему кое-что рассказывал о ложе и даже собирался принять в ближайшее время. Так что будет у нас свой человек в полку. Завтра же отправлюсь к их шефу со всеми необходимыми бумагами и прошениями. А сверх того, под это дело можно попробовать побеседовать с кем-либо из старших гусар. Может, случайно всплывут какие-нибудь факты. Хоть малюсенькая зацепка. А нет – придется полагаться на племянника. Малый он общительный. Надеюсь, сумеет себя хорошо зарекомендовать, а там, глядишь, и узнает что-нибудь интересное.

Гость кивнул. Да и что ему оставалось?

Хорошо, когда едешь по казенной надобности! Лошадей дают в первую очередь, прогоны оплачиваются государством, любой смотритель кланяется в соответствии с твоим чином да втягивает голову в плечи, получая разнос за нерасторопность. Бывает и застрянешь ненадолго, если лошади в разгоне и кроме курьерской тройки на станции ничего нет, но так и это время можно использовать с толком, откушав чем Бог послал.

Но если ты в отставке и путешествуешь по своим делам, то любой путь превращается в муку. Какой-то жалкий коллежский регистратор превращается в подлинного сатрапа и задерживает тебя под любым благовидным предлогом, пропуская вперед всех, снабженных потребными бумагами. Да и платить за каждую версту приходится из своего кармана. Между прочим, чуть не по гривеннику за каждую лошадь и каждую версту! Тут поневоле по возможности предпочтешь ехать на своих, чтобы не проматывать зря капиталы. Нет, конечно, есть люди, денег не считающие, однако как-то не по-хозяйски отдавать их там, где без этого можно обойтись.

Не то чтобы Нозиков был таким уж бедным. Дом в Москве – это не каждому по карману. Но, может, и имел отставной статский советник свое жилище в Первопрестольной во многом потому, что умел считать каждую копейку. Надо было – тратил, но когда мог избежать – предпочитал поберечь.

Сейчас он тоже ездил в губернский город на долгих, да вот беда, лошади притомились, и волей-неволей пришлось сделать остановку. Тем более, станция была последней, и дальше надо было сворачивать с почтового тракта к имению, а до него еще добрый десяток верст. Так лучше передохнуть здесь, чем в чистом поле или в лесу.

Против обыкновения станция пустовала. Перемены лошадей ждал лишь одинокий молодой офицер в темно-зеленом суконном общекавалерийском вицмундире. Лишь пшеничного цвета усы говорили, что офицер – или гусар, или улан. Но по молодости вряд ли чин армейца был велик. Вот был бы постарше…

– С кем имею честь? – осведомился кавалерист, привставая с насиженного места и отводя в сторону руку с зажатой дымящейся трубкой.

– Отставной статский советник Борис Николаевич Нозиков, – отрекомендовался путешествующий помещик.