Фаэтон прошагал на палубу. Он стоял на носу баржи, оперев одну ногу на поручень, смотрел на море и размышлял — какие ещё ходы открыты? Побеждён ли он окончательно?

Всё-таки дела шли лучше, чем два дня назад, когда он задыхался на морском дне. Теперь у него есть союзники. Слабые, возможно, как Антисемрис, или такие, с которыми нельзя поговорить — как Нотор-Коток или Нептунцы. Но мечта жива, и это — крепкая мечта. Достаточно крепкая, чтобы восполнить слабость союзников.

Предложение бесконечной выгоды — воплощение мощи его мечты. Бесконечная энергия сингулярности в Лебеди X-l, или богатства множества нерождённых миров могут побудить на поддержку тех, кто недоволен Золотой Ойкуменой или терпит от неё лишения. Бессмертие не отменило экономических законов, но теперь человек мог измышлять такие долгие путешествия, такие грандиозные замыслы, что их окупаемости нужно было ждать практически вечность. Где-нибудь кто-нибудь захочет напитать мечту Фаэтона, в надежде, что через миллионы или миллиарды лет Фаэтон вознаградит его доверие. Где-нибудь, как-нибудь он найдёт поддержку.

Фаэтон взглянул на небо. Звёзды едва виднелись — мешали спутники, засветка от орбитального города, всполохи от раздираемых на минералы астероидов на высокой орбите. Глаза, наконец, ослепли ко всем частотам, кроме человеческих — но звёзды всё ещё были видны.

Лебедь X-l не был виден, но атлас в голове (это расширение Фаэтон бы никогда не стёр) подсказал нужные широту и подъём. Фаэтон повернулся в сторону созвездия Лебедя и объявил ночи:

— Вы руководили Наставниками. Они запретили меня, обобрали, заклеймили, изгнали. Но меня не остановить, и не перенацелить — если только не пришлёте убийц.

Но вы не осмелитесь на убийство посреди Золотой Ойкумены, не так ли? Даже в самых заброшенных местах слишком много глаз, слишком много сознаний, которые узнают убийство.

Фаэтон прервал монолог и призадумался. Да, действительно, здесь могли таиться шпионы, подслушивающие жучки, в том числе и засланные врагом.

Фаэтон продолжил:

— Софотек Ничто, Молчаливые, Скарамуш или как вам ещё угодно, вы превосходите меня разумом и силами, которые я без помощи даже постичь не могу. Но вы скрываетесь, таитесь, словно испуганы, обуяны страхом, ненавистью и прочими недугами, от которых разумный и праведный человек свободен. Мой мозг может и меньше ваших, но он хотя бы в порядке.

Ответа Фаэтон не ожидал. Скорее всего, никто не следил, и враг уже потерял его. Вряд ли кто-нибудь из врагов был в пределах слышимости голоса.

Однако друг рядом всё же был, и с ним можно поговорить.

Фаэтон достал детский планшетик, с помощью штепселя ближнего действия подключился к разуму магазина, включил найденный ранее переводчик и принялся писать:

Я приветствую Цереброваскуляру по имени Дочь Моря и передаю ей пожелания всего наилучшего. Дорогая госпожа, с прискорбием вынужден сообщить, что недавно начатый нами период плодотворной взаимопомощи, к моему сожалению, подошёл к преждевременному концу. Наставники (или, скорее, Софотек Навуходоносор, действующий по их указке и попустительству) вмешались в события таким образом, что лишили нас рабочей силы в лице Сырых. Теперь я не могу исполнять обязательства по уходу за птицами, прополке, удобрению ваших частей тела, и вообще всё то немногое, что Вы просили нас сделать в обмен на…

Фаэтон подробно описал ситуацию. Он объяснил планы перевести Сырых в Нептунскую нейроформу, накопить средства, достаточные, чтобы наняться капитаном Феникса под эгидой Нептуна — сами по себе Нептунцы едва ли могли позволить перевозку корабля от орбитальной станции на Меркурии во внешнюю часть системы.

Фаэтон завершил:

… Следовательно, сейчас я могу положиться только на Вашу помощь. Вы на самом деле не изгнанник, и возможно, Антисемрис и его эксцентричные клиенты не откажутся иметь с вами дело и согласятся переслать сообщения от Вас в Нептунскую Думу. Только если я найду способ связи со своим другом Диомедом и его недавно основанной ячейкой Серебристо-Серой школы на Нептуне — только в таком случае Программа Фаэтона по Исследованию Далёких Звёзд сможет жить. Не могли бы Вы, ради меня, передавать им эти сообщения?

Планшет перевёл письмо в сочетание химических формул и феромонов. Фаэтон отщипнул пару грамм от подкладки доспеха, записал туда химические сигналы и бросил капельку в море.

Секундой позже ночная птичка проглотила каплю и улетела прочь. Фаэтон понадеялся, что эта птица — часть Дочери Моря, а не дикая.

Запасы наномеханизмов иссякали, грамм за граммом. Фаэтон с сожалением проводил взлетающую птаху взглядом.

И подготовился ждать. Дочерь Моря, Цереброваскуляр, не отличалась цельным рассудком. Различные части разума, служащие ей корой мозга, средним мозгом и задним мозгом, были распределены по гектару кустов, водорослей и стеблей, фармаколоз, а также по разумам нескольких роёв насекомых и птичих стай. Они не взаимодействовали одинаковыми способами, или даже с одинаковой частотой. Электрическая мысль перелетит с одного корешка куста на другой за миллисекунды, а химическая, или записанная формой мысль проявится через часы или года.

Кому же захочется иметь такой нестройный, медленный разум? Но с другой стороны, то же самое вопрошали про себя Инварианты и Тахиструктуралисты, глядя на неуклюжий, медленный, биологический, многоуровневый и слишком человеческий мозг Фаэтона.

К немалому удивлению, планшет загорелся окошком с ответом всего через полчаса. Дочь моря, должно быть, перестроила часть сознания, или сподрядила стаю мыслепереносчиков для поддержания частот разума, близких к стандартным — и всё ради него, на случай его звонка! Фаэтон был тронут.

Ответ передавался последовательностью неслышимых сигналов, исходивших от медицинских кустов и лиан, растущих на южных обрывах.

Перевод гласил:

"Горе всегда больше слов, в которые его ловят. Можно, попробую изложить душу без упрёка? Что твои мысли, если не огоньки, проблескивающие через витражи слов, горящие в одиночестве одного черепа? А ты молишь отправить этот свет в слепые очи Нептуна. Каким золотом можно разжечь Маяк желания, что я сложу костёр, исполинам на зависть, и отправлю столь яркий луч сквозь столь широкую ночь? И каков конец? Успех отправит Фаэтона на небеса, одолевать чудовищ безголосых посреди обширной, звёздами изодранной тьмы, а неудача затянет в нищую могилу под безымянным камнем. Но в обоих судьбах факел Фаэтона уходит, огонь гаснет, а я — Дочь Моря — остаюсь горевать на скудельно-сахарной, бездушной, тонковетренной, зелёнобокой Земле, так противной мне."