Таранас был настроен скептически. — «Откуда ты знаешь? Кто угодно мог развести этот костер».

«Фитерус думает, что убил посланного ханом охотника за головами», — сказала она. Таранас рассказал ей, как его патруль спас Робина из магической ловушки Фитеруса. — «Он, наконец, приступил к тому, зачем пришел туда, так что не волнуется, найдут или нет его воины Беседующего».

Ее логика была хорошей, но не безупречной. Гитантас предположил, что у обнаруженного ими в туннелях неракского солдата могли иметься товарищи, и этот костер мог быть делом их рук. Уверенность Львицы была непоколебима. Неракец был профессиональным воином; если у него были товарищи, они бы не были так беспечны с костром.

Это убедило Гитантаса. Он жаждал поторопиться как можно быстрее, но Кериан настаивала на осторожности.

«Ты только что сказала, он мог приступить к тому, зачем пришел туда!» — запротестовал Гитантас. — «Нам нужно остановить его!»

«Так и сделаем, но не изнуряя себя. Сохраняемый всю ночь постоянный шаг приведет нас к источнику дыма завтра к полудню».

Для таких голодных и уставших, как они, перспектива ночного марша была не из приятных, но Таранас с Гитантасом не возражали. Что должно быть сделано, будет сделано.

Кериан взвалила спальный мешок на плечи. — «Я пойду впереди». — Она зашагала между чахлыми деревьями и каменными столбами.

Дым был маяком, ясно видимым со всей долины. Крадущийся сквозь подлесок принц Шоббат пришел к тому же выводу, что и Кериан: лишь Фитерус мог быть достаточно самонадеянным, чтобы костром объявить о своем присутствии. С тех пор, как волшебная рука жрицы швырнула его на несколько миль практически в нужном направлении, принц следовал впереди экспедиции лэддэд. Он знал, что они были недалеко позади него, сперва учуяв, а потом и услышав их. Он также определил переполненный лагерь лэддэд, еще дальше, и чувствовал аромат сосен и кедров, лозы и шалфея вокруг себя. Было довольно головокружительно обладать чувствами зверя.

Он пустился рысью, желая первым добраться до Фитеруса. Если Кериансерай поймает колдуна, Шоббат никогда не сможет вытащить из него необходимое контрзаклинание, чтобы вернуть себе прежний вид. Он проведет остаток своей жалкой жизни в качестве зверя. Не такую судьбу обещал ему Оракул Дерева.

Он размышлял, как убедить Фитеруса освободить его от заклятия. Колдун привык к жизни в Кхури-Хане. Его временное пребывание в этой безжизненной долине, скорее всего, заставило его еще сильнее желать восстановить свое положение. Шоббат мог бы предложить ему место при дворе, собственное имение и любое количество денег — как только Шоббат займет свое место хана. Если же это не убедит колдуна, Шоббат будет рвать его на части, кусок за куском, пока тот не согласится.

Его губы искривились в рыке. Возможно, ему следует начать с того, чтобы рвать на части, и в Бездну попытки купить помощь колдуна. Зачем раздавать сокровища и привилегии ненадежному магу? Намного лучшими стимулами были боль и страх. Он оставит целой лишь часть Фитеруса, достаточную, чтобы снять проклятие, а затем разорвет его на кусочки.

Еще одна пара глаз наблюдала поднимавшийся со склона горы Ракарис дым. Они были в разводах слез. Британ Эверайд карабкалась вверх по восточному склону, к югу от широкого уступа, с которого шел дым. Оценив высоты над этим уступом, она осторожно проделала путь по более высокой гряде к выступавшей над Лестницей скале в форме лодки. Усталость, продолжительная боль от сломанного ребра и постоянное присутствие наступавших на пятки призраков долины туманили ее разум и затрудняли шаг, пока, наконец, она не совершила критическую оплошность. Британ поставила ногу на потрескавшуюся сланцевую плиту и перенесла на нее полный вес, не убедившись сперва в ее устойчивости. Узкая плита вдруг сместилась, отправляя ее ногами вперед на сотню метров вниз по склону горы.

Ее падение закончилось лишь когда левый сапог угодил в щель между пнем дуба и валуном с острыми кромками. Ее тело пролетело мимо, пока его импульс не был погашен резким рывком, вызвавшим щелчок в лодыжке. Боль была жуткой. Из горла вырвался резкий вскрик, и она сунула кулак в рот. Вне всяких сомнений, она выдала себя, и ждала неизбежных криков обнаружения и града эльфийских стрел, которые продырявят ее измученное тело.

Ничего не произошло. В муках, с ободранным и кровоточащим лицом, она осторожно высвободила сломанную лодыжку и легла на спину, тяжело дыша и глядя в небо. Сквозь слезы она видела поднимавшийся из углубления в склоне горы под ней густой столб дыма. Ветра почти не было. Дым поднимался прямо как стрела. Идеальные условия для ее арбалета, если она все еще была в состоянии обращаться с ним. Ее лодыжка немилосердно пульсировала. Она распухла внутри сапога. Британ не могла ступать на нее, но, если она хотела закончить свою миссию, ей нужно было двигаться. Ближайшим местом, обеспечивавшим точный выстрел по уступу внизу, был выступ в форме лодки, к которому она направлялась. И он находился все еще в ста метрах вверх по склону.

Британ перевернулась на живот. Раз она не могла идти, то поползет.

В шести метрах вверх по каменистому склону, ее раненая нога зацепилась за корень дерева, и она от боли потеряла сознание. Придя в себя на холодном воздухе через несколько минут, она сделала неровный вдох, погрузила пальцы в каменистую землю и возобновила мучительное продвижение. Лорд Бернонд Эверайд до последнего вдоха выполнял бы свою миссию. Его дочь не могла поступить по-другому.

Приготовления были долгими и непонятными. Вернув Беседующего от края гибели, Са'ида уединилась в палатке на краю лагеря. Она оставалась там два дня, никого не видя, ни с кем не разговаривая, и игнорируя оставляемую снаружи палатки пищу и воду. Они не могли растрачивать еду, поэтому утром и вечером нетронутые пищу и воду забирали и распределяли где-то еще.

На исходе второго дня жрица, наконец, нарушила молчание, попросив воды. Стоявший на страже снаружи ее палатки воин принес чашку, а вместе с ней привел старого генерала.