Жан де Креси-Гонзальв как был нагишом, так и выскочил из своего таза весь мокрый, с башмаками в руке. Лусто выбежал из укрытия, перепачканный сажей, в одной рубахе.

— Где винтовка… где моя винтовка? — орал он.

Все бежали, не зная куда. Капрал, тут же очутившись у бойницы, кричал:

— Никого не видать!..

И в самом деле, перед нами, между лесом, занятым французами, и лесом, где стояли боши, равнина была пуста, но над головой у нас рвалась шрапнель, пули градом сыпались на листву деревьев, «чемоданы» перелетали над лесом и рвались над второй линией траншей. Все недоумевали.

— Что случилось?

— Боши пошли в атаку.

— Где?

— Не знаю…

Мы увидели капитана, бежавшего на шум. От взвода к взводу уже передавалась команда:

— Носилки… Дайте дорогу… В ход сообщения попал снаряд…

Мы столпились в своем окопе, втянули голову в плечи. Рубьон, все еще у бойницы, повторял одно и то же:

— Никого не видать… Никого не видать…

Я запомнил солдата на корточках у ведра с вином, он налил себе кружку. Лусто пнул его ногой:

— Ворюга!

— Это почему? Я взял сколько мне положено…

Начали отвечать наши семидесятипятимиллиметровки, все батареи открыли огонь, поднялся адский грохот, траектории французских и немецких снарядов, казалось, скрещиваются в небе.

И тут из траншеи выскочили посетители с кодаками через плечо и без оглядки пустились наутек.

— Быстрей! — кричал тот, кто их сопровождал. — По своим постам… Не отставайте…

Апоплексического сложения офицер, запыхавшись, весь в поту, придерживая рукой прыгавшие на груди ордена, догонял остальных со всей доступной ему при его коротких ножках прытью. Капрал остановил его.

— Что случилось, господин капитан?

— Боши в подкопе… они взорвали сапу… вышли через нашу вторую линию… Вам надлежит контратаковать и выбить их из леса!..

Лусто громко выругался:

— Вот сволочи! Говорил ведь, что боши придут…

Все было, как всегда при атаке, потоки крови и полная неразбериха…

Сначала, в двенадцать дня, одна рота предприняла было вылазку, — генерал рассчитывал выбить немцев внезапным ударом: пошло более двухсот человек, вернулось пятьдесят.

Тогда мы дождались темноты и после короткой артиллерийской подготовки стопятимиллиметровками двинулись двумя батальонами в массированную атаку. Страшные четверть часа!

Но к чему воскрешать в своем сердце ненавистные воспоминания, к чему принуждать себя, вызывать их из забвения?.. Я не хочу мысленно вновь переживать эти часы… Однако я помню, что бежал вперед, стиснув зубы, оглушенный взрывами, и видел своих товарищей, лежавших на траве среди ландышей, а в голову лезли идиотские мысли: пикник… пикник… завтрак на траве…

Мы дрались до глубокой ночи. От связного-самокатчика я узнал, что генерал пытался наблюдать за нашим продвижением в бинокль с другой стороны реки. Но траншеи были скрыты деревьями, и наши осветительные ракеты большей частью освещали только ветви, связные не появлялись, и тыл узнавал о ходе боя только по ожесточенной стрельбе, вдруг вспыхивавшей, как затухающий костер, в который подбросили охапку хвороста. Генерал вздыхал при каждом доходившем до него телефонном звонке:

— Бедный мой полк, бедный мой полк! Они уже очистили половину леса?.. А совсем выбить немцев оттуда им не удается?

Немцы быстро развернули высокие проволочные сети, прибитые к деревьям, и каждый такой «курятник» вызывал задержку, которая многим стоила жизни. Приходилось под огнем резать проволоку, подрывать каждое заграждение. В ходах сообщения, ощетинившихся рогатками, шла та же бойня. Вход в подкоп был взят, но тут пришлось остановиться… Боши окопались и прочно удерживали первую линию.

— Да, жаль, очень жаль, — сетовал генерал, садясь в свою машину. — Если бы постарались, я уверен, можно было бы сделать больше.

Перед траншеей, в которой мы закрепились, лежали наши товарищи, и, пока нас не сменили, мы слышали, как капрал Рубьон, уронив голову на немецкий бруствер, жалобно звал нас. Он расстегнул шинель, чтобы нащупать рану, и казалось, будто и умирая несчастный все еще чешется.

Мы были вознаграждены: нас отвели на отдых в оживленный городок, где на церковной площади каждый день играла музыка. Здесь находился штаб дивизии, интендантство и взвод орудий на механической тяге.

В то утро, когда мы туда прибыли, один тамошний, прозябавший в бездействии солдат сказал нам: