Или взять Матьо, каменщика, — у него был сын, а все ж он повесился. Сын плотничал в Париже и насилу мог прокормиться сам.

Дети стоят недешево, их ведь надо вырастить. А станут взрослые — в свой черед заведут детей и уже не могут возместить родителям того, что на них потрачено.

Боннэ решил уж лучше посвятить себя работе, ведь только этой дорогой и можно шагать уверенно. Когда работаешь, терять нечего; даже добываешь себе пропитание. И еще того больше! Если кто умеет из заработанного кое-что отложить, ему не страшны ни болезни, ни старость, он потом до смертного часа может смотреть на жизнь, как крестьянин — на воров, от которых его хозяйство охраняют верные псы.

Боннэ жил, как всякий батрак: такая жизнь завладевает человеком безраздельно, берет за шиворот и ведет, куда хочет, и ему уже ничего, кроме работы, не видать. Боннэ нанимался жать, косить; молотилки в ту пору были редкостью, не то что сейчас, и он молотил цепом; когда же они появились повсюду, он освоился с ними и стал, как говорят крестьяне, молотить машиной. Он работал с артелями поденщиков на проселочных дорогах, строил с каменщиками амбары, был и кровельщиком и плотником, колол дрова. Он бы и речной песок добывал, будь в этих краях река.

Если он средь бела дня шагал по дороге, это значило: он идет куда-нибудь работать. Только тем, кто знал наперечет всех жителей в округе, известно было его имя. Остальные спрашивали:

— Это кто ж такой?

Им отвечали:

— Да не знаю. Какой-то батрак, видно, идет на работу.

Он оставался безымянным. Неизвестно было, зовут ли его Дюпье, Окутюрье или Бернар. Он был один из тысяч людей, неотличимых друг от друга, ибо все они заняты одним и тем же: работают в полях и безраздельно сливаются со своей работой.

Как и труд, не пугали его и лишения. На своем веку он съел немало сыра. Вдвойне хороша была испеченная в золе картошка, она быстро наполняла желудок и утоляла голод, и притом картофель ведь пища самая что ни на есть дешевая. Насчет хлеба у Боннэ тоже имелись свои соображения. Хлеб хорош, когда он черствый, потому что свежий хлеб ешь с удовольствием, ну и забудешься, хвать — целого фунта как не бывало. Вино — штука превосходная, но жажду можно утолить водой.

Под конец такая жизнь принесла свои плоды. В пятьдесят пять лет Боннэ был не чета многим другим, которые сколько заработают, столько и потратят и в пятьдесят пять остаются при том же, что у них было в двадцать пять. Такие если заболеют, у них одна надежда на благотворительность.

Боннэ, конечно, нельзя было назвать богачом, но, если б ему пришла охота, он мог бы всю зиму напролет греться в своем углу у огонька и не браться ни за топор, ни за лопату. Да и летом тоже у него больше не было нужды работать. Если б вздумалось, он мог бы растянуться в тени возле работающих людей и глядеть на них до самого вечера, пальцем не пошевельнув.

И, однако, он работал. Тогда как раз спускали воду из пруда Сен-Жерве, чистили дно, а потом снова заливали пруд. Работа была не из легких и растянулась на полгода, но Боннэ тоже пошел в эту артель — просто для развлечения, не для чего другого.

И наконец Боннэ стукнуло шестьдесят. Славное это было время. Сбылась мечта всей его жизни. Он скопил довольно денег, чтобы протянуть до ста лет. Как хорошо он сделал, что не женился! Ни жены, ни детей — ничто не помешает счастливой старости.

И сразу же все так и получилось, как он ожидал. Выходит, весь свой век он рассуждал правильно. Стало ломить поясницу, и ноги тоже, и немного плечо. И не столько из-за болей (прежде в иные дни от усталости ломило и похуже), сколько потому, что на это были деньги. Боннэ заторопился к доктору.

Было это при докторе Лебуа. А он был не то что нынешние — эти как получат свои три франка, так сразу — до свидания, словечка больше не скажут. Доктор Лебуа дал старику Боннэ кое-какие советы. Он сказал так:

— Вот что, папаша Боннэ, вы уже не молоденький. Немало потрудились на своем веку, что и говорить. Знаете, как бы я поступил на вашем месте? Я бы отдохнул! Так-то. Хватит вам сидеть на супе да на картошке. Пейте вино, ешьте яйца и мясо. И варите-ка себе каждое утро добрую чашку шоколаду.

«Только и всего?» — подумал Боннэ. Две недели кряду он с жаром исполнял предписания врача. Вот и пришла пора.

— Рано или поздно надо ж о себе позаботиться и отдохнуть, — говорил себе папаша Боннэ. — Так уж лучше приняться за это пораньше.

Однако три недели спустя, когда он поутру случайно повстречался на дороге с доктором Лебуа и тот стал его спрашивать о самочувствии, Боннэ на все вопросы отвечал только:

— Хо-хо!

А потом стал объяснять: яйца — это на один зуб, ими не наешься; мясо больно хлопотно готовить, и потом, скажу я вам, сударь, мясо — это не для рабочего человека. И какая надобность пить вино, если ты ушел на покой? По правде сказать, просто непонятно, как это богачи управляются, — видно, у них желудки луженые.