Один из охранников бывшего царя Ф. П. Проскуряков в своих показаниях отмечает: «Голос у него был мягким и ясным. Глаза голубыми. Когда кто-нибудь из наших обормотов, перебрав лишку, делал ему какую-нибудь пакость или хамил, бывший царь отвечал вежливо, тихо, но твердо» [48] .

Необычное спокойствие и сдержанность Николая Александровича в стрессовых ситуациях оставались загадкой как для современников, так и для историков, дававших оценки его деятельности. Вот как выражает свою озадаченность странным поведением царя уже цитировавшийся нами Д. Н. Дубенский: «Я думаю, будут писать об этом многие психологи, и им трудно будет узнать; а вывести, что это равнодушный человек, будет неверно» [49] . Действительно существуют разные версии объяснения этих особенностей реагирования монарха, однако отечественные психологи, в отличие от историков, не удостоили своим вниманием персону последнего российского императора.

Испытывавшие симпатии к Николаю Александровичу современники (родственники, придворные) и поздние исследователи с ярко выраженным стремлением к обелению образа последнего царя старались найти позитивные объяснения его низкой эмоциональности. Природные особенности нервной системы подменялись пафосными легендами о якобы принятом в детстве решении «быть сдержанным» или развернутым мифом о сознательной выработке Николаем Александровичем необычайной воли и выдержки посредством самовоспитания. Кроме того, царю, без всяких на то оснований, приписывался богатый внутренний мир, который он якобы скрывал от окружающих, для чего и воспитал свое фантастическое «хладнокровие».

Однако нас более интересуют отзывы министров Николая Александровича. Оценки образованных, рационально мыслящих людей заслуживают большего доверия.

Странная холодность, отсутствие всяких выраженных эмоций, воспринимаемые многими как отрешенность, создавала существенные трудности в профессиональном общении Николая Александровича с министрами и другими представителями государственной власти. В целом подобное поведение было нетипично для российских монархов, ведь в силу своего положения они могли себе позволить не сдерживать эмоции, а «царский гнев» – вообще неотъемлемая часть их «богом данной профессии». Поэтому у возмущенного пассивностью царя П. А. Столыпина и вырвалось однажды: «Да рассердитесь же хоть раз, Ваше Величество!»

Субъективное восприятие министрами подобных проявлений императора было скорее негативным и трактовалось как крайняя степень равнодушия. Отсутствие ожидаемой человеческой реакции на доклады министров, составленные логично и рационально, воспринималось как психическая аномалия и вызывала у них закономерные сомнения во вменяемости Николая Александровича.

Исследование советских историков в 20-е годы прошлого века подтверждает нашу версию о высокой выраженности проявлений флегматического темперамента у Николая Александровича. Например, историк П. Е. Щеголев утверждал: «…Чувствительность Николая была понижена чрезвычайно, она была ниже уровня, обязательного для нормального человека» [50] .

Однако при анализе всех отзывов нужно учитывать фактор отсутствия у людей, дающих оценки Николаю Александровичу, научных психологических понятий для объяснения его эмоциональности. Дело в том, что психология относительно молодая наука и в начале XX века делались только первые шаги к разработке теории темперамента (но, по странному совпадению, именно в России проводил свои блестящие эксперименты Иван Петрович Павлов, один из создателей современной теории темперамента). Таким образом, все оценки эмоциональности Николая Александровича носят интуитивный характер и базируются на житейских представлениях. Да и поздние исследователи деятельности монарха, будучи историками, не делают попыток использовать достижения психологической науки, а опять же высказывают интуитивные житейские догадки, часто не имеющие связи с реальностью.

Вместе с тем такая поразительная реакция на судьбоносные события, проявлявшаяся на протяжении всей жизни, не может быть объяснена только флегматическим темпераментом Николая Александровича. Видимо, были и другие важные причины, лежащие в основе его психической организации и вызывающие у окружающих обеспокоенность душевным здоровьем монарха.

Впечатление о странном поведении Николая Александровича глубоко поразило и принимавшего у него текст отречения А. И. Гучкова [51] : «…Вообще я должен сказать, что вся эта сцена произвела в одном отношении очень тяжелое впечатление… что мне прямо пришло в голову: да имеем ли мы дело с нормальным человеком? У меня и раньше всегда было сомнение в этом отношении, но эта сцена; она меня еще глубже убедила в том, что человек этот просто, до последнего момента, не отдавал себе полного отчета в положении, в том акте, который он совершал… мне казалось, что эти люди должны были понять, что они имеют дело с человеком, который не может считаться во всех отношениях нормальным…» [52]

Свидетельство А. И. Гучкова направляет наше психологическое расследование на анализ умственных способностей Николая Александровича.

Способности определяются как качества психологической и телесной индивидуальности, способствующие успеху в определенной деятельности. Для нас наиболее значимыми являются способности, важные с точки зрения осуществления монархом функций государственного управления. Говоря о способностях, мы в первую очередь считаем, что они являются прижизненным развитием природных задатков, т. е. анатомо-физиологических особенностей организма. Таким образом, мы продолжим анализ природных особенностей индивидуальности Николая Александровича, начатый в предыдущей главе. Может быть, в ходе анализа способностей мы найдем причины того странного поведения монарха, которые А. И. Гучков обозначил вопросом: «Да имеем ли мы дело с нормальным человеком?»