Шрифт:
— Какой же?
— Длинный меч — плохой выбор для тесного помещения.
Ответом ему был надменный смех, вырывавшийся из груди Абаддон. Смех столь раздражающий, что Асмодей инстинктивно сжал ладонь у него на горле, заставляя того зайтись от кашля, хватая воздух будто рыба, выброшенная на сушу.
— Ну же, чего ты ждешь? — усмехнулся Владыка Гнева. — Убей, коль духу хватит! Попытай удачу.
— Владыка, молю, — твердила Дэлеб, пытаясь его образумить.
— О, нет… смерть для тебя слишком легкая кара. Я поступлю иначе, пусть даже меня распнут за это у врат собственной пещеры. Слишком давно ты испытываешь мое терпение, — прошипел Асмодей, с силой надавив на грудь врага. Его пальцы сомкнулись на горле под самым подбородком, заставляя Абаддон открыть рот. — Ты будешь жить, но пожалеешь о каждом сделанном вздохе.
После этих слов Асмодей начал медленно втягивать в себя воздух, проделывая ту же манипуляцию, что свершил его враг с Авророй в момент их первой встречи. Он пытался поглотить его нечестивую душу, и пусть этот поступок аукнется ему… пусть он падет жертвой собственной жадности, не сумев переварить такое количество энергии… пусть! Зато он отомстит, и месть будет сладка, ибо ее лелеяли не одно столетие. Ее взрастили на благостной почве ненависти и гнева, и теперь она расцвела во всем своем порочном цвете, не признавая доводов разума.
Однако, вопреки ожиданиям, изо рта побежденного так и не поднялся светящийся дымок покоренного духа. Не было ни белого, ни серого, не было даже черного дыма. Не было ничего! И тут недоумение, повисшее в тишине, разорвал пронзительный смех Абаддон.
— То, что с возу упало, уже не воротишь! Не так ли? — прошипел он, выплевывая каждое слово. Сказать, что Асмодей был удивлен, значило промолчать. Он был повержен этим открытием, пытаясь наскоро сложить в голове тысячелетнюю мозаику, получив, наконец, желаемые фрагменты. — Теперь я напомню тебе истину, о которой ты позабыл, — бросив беглый взгляд на дверь и застывшую в проходе фигуру, прошипел Абаддон.
— Да что ты? Мне кажется, ты не в том положении, чтобы меня учить, — хмыкнул Владыка Похоти. — И что же это за истина?
— Не смей поднимать меч в обители Люцифера, — раздался холодный, словно айсберг, голос хозяина замка. От неожиданности Асмодей едва не выронил из рук кинжал, выпустив свою жертву. Хотя сейчас было не до этого. Склонившись в низком поклоне, демон потупил взор, а Дэлеб и вовсе рухнула к его ногам, не помня себя от страха.
— Владыка, — произнес он. — Я…
— Довольно, — бесцеремонно оборвал его Люцифер, подходя ближе. — Как я устал от вашей непрекращающейся розни! Введя табу на использование магии в этой обители, я надеялся усмирить ваш пыл, но вы будто слепы и глухи ко всему. Я ведь ясно дал понять, что не потерплю поножовщины в своих владениях, но вы… мои рыцари, презрев все запреты, грызетесь, будто голодные псы за кость! Позор!
— Повелитель, — попытался вмешаться Абаддон. — Нет в том моей вины!
— Молчать! — прорычал Люцифер, одним лишь усилием воли лишив демона дара речи. — Мятежники без устали твердят о том, что я неспособен поддержать порядок в королевстве, мы проводим зачистки, но эта нечисть подобна гидре — на месте отрубленной головы вырастает пара новых, а зачинщики по-прежнему сокрыты от наших глаз. Так почему же осмеливаются они на подобную дерзость? — риторически спросил он. — Не потому ли, что мои рыцари — столпы моей власти, позволяют себе подобное неповиновение в моем собственном замке, так еще и на глазах у своих последователей? — при этих словах владыка кивнул в сторону Дэлеб, распростершейся на полу. — Вам слишком многое было дозволено и слишком многое прощалось! Пора это прекратить! Асмодей, — Люцифер приподнял демона, преклонившего колено, за подбородок, — за содеянное я приговариваю тебя к двадцати ударам плетьми на невольничьей площади замка. Тебе будет учение, а остальным — назидание.
При этих словах в глазах Владыки Похоти отразилась истинная мольба. Не мог он снести подобного унижения! Для рыцаря Ада этот приговор был самым страшным ударом, бросающим тень на его авторитет, на его могущество… и все это будет происходить на глазах тысяч зевак. От такого позора придется отмываться дольше, чем от предательства.
— Владыка, лучше сразу убейте меня! Бросьте в Геенну, молю, — твердил он, ухватив его за край плаща.
— Как ты сам сказал: «смерть — это слишком легкая кара!» — усаживаясь на трон, поставленный во главе стола, произнес Люцифер, проведя рукой по трепещущему пламени свечи, а потом, одним лишь движением затушил его, будто этот хрупкий огонь символизировал жизнь, которую он собирался забрать, но в последний момент придумал более жестокое наказание.
— Что ж, каждый получает по заслугам, — проходя мимо поверженного врага, прошептал Абаддон. Теперь-то Асмодей понял, что стал жертвой очередной западни. Слишком легко далась ему эта победа, мог бы заподозрить неладное. Но в гневе своем, подобном яду, разливающемуся по венам, он был слеп, потому и позволил этому пороку причинить больший вред сосуду, в котором он бушевал, чем тому, на кого пытался его выместить. Собственно, а чего он еще ожидал от своего противника, олицетворяющего этот грех? Как сам Асмодей был искусен в разжигании плотского огня, так же и Абаддон, супротив души усилием воли, сеял ненависть в сердцах. Как говорится: кто на что учился…
— Абаддон, — столь же холодно произнес Люцифер, — этот же приговор касается и тебя!
Казалось бы, бледностью своей демон гнева мог сравниться с мраморной статуей и бледнее стать уже не мог. Но, услышав этот вердикт, он стал белее свежевыпавшего снега и лишь глаза засияли пугающим огнем, напоминая огромные аметисты, на гранях которых играл шаловливый свет.
— Повелитель, не в том моей вины. Асмодей напал…
— Прекрати! — оборвал его темнейший князь. — Чем больше ты говоришь, тем больше опускаешься в бездну! Я не желаю тебя слушать…