Еще неизбежнее все это недоразумение оказалось потому, что «Критика чистого разума», так же, как и всякая другая чисто теоретическая система, не могла пойти дальше простой проблематичности, т. е. могла дойти лишь до доказательства теоретической недоказуемости догматизма. Так что достаточно было освященной долгой традицией мечте догматизма представиться практически самой желанной и самой достойной системой, чтобы вполне естественной явилась попытка догматизма спасти себя путем ссылки на слабость разума. Но ведь мечта догматизма была неуязвима, пока весь спор продолжал вращаться в сфере теоретического разума. А тот, кто переносил ее в область практическая разума, разве мог он внимать голосу свободы?

Да, мой друг, я твердо убежден, что даже совершенная система критицизма не в состоянии теоретически опровергнуть догматизм. Он, правда, рушится в теоретической философии, но только, чтобы восстать снова с тем большей силой.

Теория синтетических суждений необходимо побеждает его. Критицизм, вместе с ним исходящий из общей им точки первоначального синтеза, может сам объяснить этот факт только из способности познания. С подавляющей очевидностью доказывает он, что субъект, как только он входит в сферу объекта (высказывает объективные суждения), выходит из самого себя и принуждается тем самым к синтезированию. Допустивши это, догматизм необходимо должен также признать, что абсолютнообъективное познание невозможно, т. е. что объект вообще познаваем только при условии субъекта, при условии, что этот последний выходит из своей сферы и производит синтез. Он должен признать, что ни в каком синтезе объект не может наличествовать абсолютным образом, потому что, будучи абсолютным, он не допускал бы безусловно никакого синтеза, т. е. никакой обусловленности противоположным. Он должен признать, что я достигаю объекта не иначе, как чрез посредство себя самого, и что я не могу стать на собственные плечи для того, чтобы выглядывать выше меня самого.

Постольку догматизм теоретически опровергнут. Однако, этим действием синтеза способность познания далеко еще не исчерпывается. А именно, синтез вообще мыслим лишь при двух условиях.

Во-первых, при условии, что ему предшествует абсолютное единство, которое лишь в самом синтезе, т. е. если дано нечто противоборствующее, а именно, множество, становится эмпирическим единством. До этого абсолютного единства простая критика способности суждения, правда, не может подняться, ибо последнее, с чего она начинает, есть уже тот самый синтез: но тем очевиднее, что совершенная (полная) система должна исходить именно оттуда.

Во-вторых, ни один синтез не мыслим без предположения, что он сам опять-таки кончается абсолютным тезисом: цель всякого синтеза есть тезис. Это второе условие всякого синтеза, во всяком случае, находится на линии, которую критика способности познания необходимо должна пройти, ибо здесь речь идет о тезисе, не из которого синтез должен исходить, но в котором он должен кончиться.

Однако, критика способности познания не в состоянии (хотя совершенная наука необходимо должна это сделать) дедуцировать утверждение, что всякий синтез в конце концов приходит к абсолютному единству, из первоначального абсолютного единства, предшествующего всякому синтезу, ибо до этого единства она не поднимается. Вместо этого она прибегает к другому средству. А именно, предполагая, что чисто формальные действия субъекта не подвержены никакому сомнению, она указанный выше процесс синтеза, поскольку он материален, пытается доказать чрез посредство процесса всякого синтеза, поскольку он чисто формален. А именно, она предполагает, как факт, что логический синтез мыслим лишь при условии безусловного тезиса, что субъект принужден восходить от условных суждений к безусловным (с помощью просиллогизмов). Вместо того, чтобы дедуцировать формальный и материальный процесс всякого синтеза из общего им обоим, равно лежащего в основании обоих начала, она объясняет процесс одного синтеза чрез процесс другого.

Таким образом, она должна признать, что теоретический разум необходимо приходит к безусловному, и что абсолютный тезис, как конец всякой философии, необходимо постулируется тем самым стремлением, которым синтез был произведен: а этим она вынуждена снова разрушить то, что только что сама создала. Поскольку она остается в области синтеза, она побеждает догматизм; лишь только она покидает эту область (а она столь же необходимо должна ее покинуть, сколь необходимо должна была раньше в нее войти), битва возобновляется с новой силой.

А именно (я должен просить Вас запастись еще терпением), если синтез кончается тезисом, то условие, при котором только синтез действителен, должно быть отменено (aufheben) 26 . Условием же синтеза является противоборство вообще, и притом, определеннее, противоборство между субъектом и объектом.

Для того, чтобы противоборство между субъектом и объектом могло прекратиться, субъект не должен быть более принужден выходить из себя самого, оба должны быть абсолютно тождественны, т. е. либо субъект должен теряться в объекте, либо объект в субъекте. Если бы какое-нибудь из обоих этих требований исполнилось, то тогда тем самым или субъект или объект стал бы абсолютным, т. е. синтез закончился бы в тезисе. А именно, если бы субъект стал тождествен с объектом, то объект тотчас же перестал бы быть обусловлен субъектом, т. е. был бы положен вещью в себе, был бы положен абсолютным, субъект же, как познающее, был бы совершенно отменен 27 . Наоборот, если бы объект стал тождествен с субъектом, то тем самым этот последний стал бы субъектом в себе, абсолютным субъектом, объект же, как познаваемое, т. е. как предмет вообще, был бы безусловно отменен.

Одно из двух должно необходимо случиться. Или нет субъекта и зато есть абсолютный объект, или нет объекта и зато есть абсолютный субъект. Как решить этот спор?

Прежде всего, мой друг, вспомним, что мы здесь все еще находимся в области теоретического разума. Однако, только ставя этот вопрос, мы тем самым уже перескочили эту область. Ибо теоретическая философия направляется исключительно лишь на оба условия познания, – субъект и объект. Желая же теперь отменить одно из этих условий, мы тем самым покидаем уже ту область, почему спор и должен остаться здесь нерешенным: если мы хотим решать его, то мы должны искать новую область, в которой мы, может быть, будем более счастливыми.

Теоретический разум необходимо стремится к безусловному (geht auf ein Unbedingtes); он породил идею безусловного, поэтому, будучи сам, как теоретический разум, не в состоянии реализовать безусловное, он требует, постулирует действие, которым оно должно быть реализовано.

Здесь философия переходит в область требований (постулатов), т. е. в область практической философии, и здесь единственно, здесь лишь должен одержать победу принцип, выставленный нами в начале философии и оказавшийся ненужным для теоретической философии, понимаемой как отдельная область.