– Дурак! Она… пихает эти штуки в рабов! И, может быть, в рабынь! А после заставляет их лазать на статую с гигантским членом, веселя подруг.

– Затейница, подстать тебе. В чем повод для волнения? Ты полагаешь ее забавы излишне непристойными?

– О, слезы ладана! Прознав о моей славе искуснейшего любовника, она требует доказательств, что я не имею равных в постели и готов открыть все грани наслаждения. Даже такие.

– То есть согласен… вскарабкаться на статую вместо раба?!

Мэйо кивнул.

– Ну, порази ее своим талантом и… выбери… олисб… побольше… – Нереус закрыл лицо ладонями и, согнувшись, покатился по траве.

– Я высеку тебя прутом! Сию же минуту перестань!

– Прутом – не медным баубоном… Уж как-нибудь стерплю!

– О, Боги! Я нуждаюсь в совете, а не в осмеянии!

– Совет один: раз грань ты счел излишне… острой… то на правах супруга запрети ей касаться своего… хм… зада.

– И тотчас пустят слух, что Всадник Мэйо – трус, слаб как мужчина и не способен доставить удовольствие даже благоверной. Она получит повод для измен и право на развод, а мне придется с позором удалиться в глушь.

– Есть выход – оставайся в легионе. Военная карьера…

– Сравнима с баубоном, засунутым по самую печенку. Я не желаю убивать людей! В особенности, закидывать их камнями.

Геллиец решительно взял господина за руки:

– Возможно, все обойдется… Помиришься с Креоном, поступишь в первый легион. Почетная охрана зесара, караулы во дворце, конные разъезды…

– Мэйо! – Макрин спустился по тропинке в круг света. – Немедленно вылезай оттуда, паршивец!

Испуганно переглянувшись, юный поморец и его невольник торопливо выбрались на площадку перед конюшней.

– Мы скоро уезжаем, – холодно произнес градоначальник. – Нужно попрощаться с хозяевами, а ты опять торчишь в кустах с этим блудником! Что вы там делали?

– Беседовали, – сбивчиво отозвался наследник сара, приглаживая взъерошенные волосы.

– Я говорил с тобой намеками, но ты упорно не желаешь их понимать. Придется сказать прямо. Лучше бы ты регулярно имел своего бестолкового раба во все отверстия, показывая власть и силу, чем открывал болтливому мальчишке, которого легко перекупить и запугать, собственные слабости и уязвимые места, а также тайны, что следует держать за крепкими печатями.

– Если меня предаст друг, я прощу его даже на последнем вздохе, потому что между нами останется много хорошего, а бездна, отделяющая от врагов, наполнена исключительно злом и ненавистью.

Макрин испытующе взглянул на сына:

– Порой мне кажется, что ты, в самом деле, не пригоден ни к чему, кроме пустого философствования, пьянства и блуда.

Вспомнив разговор с Видой и ее олисбы, юный нобиль судорожно сглотнул и в этот раз предпочел смолчать.

========== Глава шестая. ==========

Глава шестая.

Гоняйтесь за дикими зверями сколько угодно: эта забава не для меня.

Я должен вне государства гоняться за отважным неприятелем,

а в государстве моем укрощать диких и упорных подданных.

(Петр Первый)

Прощальная церемония началась с восходом. Жрецы под предводительством Эйолуса зажигали свечи, окуривали вестибюль дворца пахучим дымом и раскладывали цветы, завершая последние приготовления перед выносом тела Клавдия. Понтифекс Руф держался в стороне, не принимая участия в этой суетливой толкотне, сопровождавшейся пением нений . Паукопоклонник молился сидя, держа руки накрест, что означало неутешное горе.

Мертвец лежал ногами к выходу на отделанных слоновой костью носилках под палудаментумом и пурпурной с золотой бахромой тканью. Рабы обмазывали ладони покойного кедровым маслом, солями и амомом , препятствующими гниению. Лицо зесара все еще скрывала погребальная маска.

У дверей толпились невольники с еловыми и кипарисовыми ветвями, глашатаи, музыканты, факелоносцы и нанятые плакальщицы. Промеж них сновал распорядитель похорон, негромко раздавая приказы. Он ждал появления Мамурры, его свиты мимов, танцоров и хора сатиров, которым предстояло исполнить сиккиниду прямо на ступенях дворца.

По лестнице спустились прислужники с картинами, изображавшими деяния Богоподобного, восковыми масками предков зесара и исписанными двустишиями лентами, после чего в огромном вестибюле стало невыносимо тесно. Воздух, пропитанный запахами горящей смолы, ладана и шафрана, казался горше полыни.

Первожрец Туроса дал знак распорядителю и рабы открыли тяжелые двери, пропуская вперед глашатаев. Мужчины надели на головы капюшоны, платки и шерстяные повязки.

После мероприятий, запланированных на Дворцовой площади, носилки Богоподобного должны были отнести на Форумную. Там уже возвышалась ростра , с которой советникам, архигосам, анфипатам и прочим государственным мужам высочайшего ранга надлежало произнести хвалебные речи. Рядом был возведен двухступенчатый помост для хоревтов – сотне знатных юношей, удостоившихся чести публично исполнить прощальные Гимны.