Затем процессию ожидали на Храмовой площади, где культисты накрыли столы для раздачи пищи всем желающим. Оттуда под охраной вооруженных копьями легионеров тело павшего зерара долженствовало отбыть к последнему пристанищу – мраморной четырехугольной гробнице со сводчатым, расписным потолком. Душа же отправлялась в путешествие по иному миру, уже не слыша ни скорбного плача, ни веселых шуток живых.

Понтифекс молча следовал за носилками неподалеку от музыкантов: флейтистов, трубачей и горнистов, опережавших вопящих, рвущих на себе волосы и царапающих ногтями лица плакальщиц.

Наступил девятый час утра. Сатиры в трико телесного цвета с хвостами, бородами и рогатыми масками кривлялись, подпрыгивая. Один из них всячески корячился, оттопыривая зад, по которому с чувством хлопал изображавший Клавдия архимим Мамурра.

Это похабное действо отвлекало Руфа от размышлений о грядущем. Вечером Тацит окончит многодневную молитву, Паук примет в свои объятья Богоподобного и назначит нити, которые вскоре будут перерезаны… Тягостные предчувствия мучили Плетущего Сети. Что-то уже шло не так… В его тщательно создаваемой паутине имелась брешь. Понтифекс не мог ее обнаружить, но ощущал незримое присутствие рядом Зла, которое, таясь, тянуло к нему холодные, черные пальцы…

Племянник наместника Именанда, шестнадцатилетний Сефу Нехен Инты, седьмой царевич Земли и Неба обладал поджарым мускулистым торсом воина и красивым, немного вытянутым лицом.

Эбиссинец носил парик, поверх которого был наброшен кусок прозрачной ткани, прикрепленной к золотому обручу в форме поднявшей голову кобры. Глаза и брови Сефу очерчивали жирные линии, нанесенные краской из перетертого в порошок кохля . Губы покрывала темно-вишневая помада. Тени из свинца, меди и малахита придавали взгляду таинственность. Массивные серьги имели вид ширококрылых птиц, почти касающихся длинными хвостами легкой накидки на бронзовых от загара плечах молодого царевича. Его ускх , браслеты и перстни переливались на солнце. Юноша облачился в несколько схенти, закрепленных на талии невероятно дорогим поясом – подарком Именанда. Расшитая золотом обувь эбиссинца отличалась закрученными кверху носами и витыми пряжками. Траурная лента из плиссированной ткани на груди Сефу была скреплена застежкой – янтарным жуком-скарабеем.

Посол южной колонии сидел в паланкине, окруженный охраной и свитой, поглядывая то на пустующую пока ростру, то на занимающих свои места хоревтов, то на собравшуюся попрощаться с Клавдием толпу горожан. Соколу предстояло выступить с похвальной речью, насквозь лживой, так как он не был знаком с усопшим и ничего хорошего о нем сказать не мог. Именанд уважал силу Империи, славу ее оружия, однако правителей считал надменными и недальновидными.

Едва прибыв в Рон-Руан, Сефу получил множество приглашений в дома местной знати и теперь раздумывал, к кому заявиться вечером, после поминального ужина.

Нобили стекались на Форумную площадь в богатых повозках и лектиках, занимая кресла у трибуны. Там встречались старые знакомые, слышались приветственные возгласы, сопровождаемые крепкими объятьями, дружескими поцелуями и рукопожатиями.

На некоторое время эбиссинец отвлекся, разглядывая свое отражение в серебряном зеркале, а когда снова окинул жадным взором площадь, не смог скрыть удивления. Темно-карие глаза царевича вспыхнули от неподдельного интереса, крашенные охрой ногти хищно сдавили край занавески.

Горожане расступались, пропуская идущего с запада черноволосого юношу. Он простирал вперед руки, точно вознося молитву Веду, и милостиво кивал восхищенным квиритам. Когда нищие бросались к его ногам, раб-геллиец, сопровождавший брюнета, швырял на землю мелкие монетки. Сиреневая туника выдавала в незнакомце человека знатного и лучших кровей, но ни ликторов, ни телохранителей при нем не наблюдалось.

Сокол Инты был в восторге от щегольской поступи нобиля, его смелости и непринужденности, изящных жестов и уверенных манер.

– Кто это? – громко спросил Сефу, высовываясь из паланкина.

Слуга-номенклатор втянул голову в плечи и боязливо ответил:

– О, Солнцеликий Владыка Земли и Неба, Простирающий Длани Над Тростником, Повелевающий Водами Инты, Парящий Над Пустынями, Немеркнущий, перед тобою смертный, родом из Поморья, облаченный в цвет Правящего Дома, единственный сын почтенного отца…

– Имя? – требовательно перебил царевич.

– Полагаю, что это Мэйо, наследник сара Таркса, Макрина из Дома Морган, – подсказал Юба, внук чати Таира и давний друг Сефу. – Он был в списках хоревтов от будущих Всадников первой рон-руанской медной турмы.

– Я вспомнил! – улыбнулся Сокол. – Нам предстоит служить вместе. Киниф нелицеприятно отзывался о нем.

– Да, – подтвердил Юба. – У этого поморца дурная репутация. Вам рекомендовано избегать бесед с подобными людьми.

– Как ты находишь его поступок? Идти пешком сквозь толпу немытой черни, которая может принять радушно и тотчас бросить в спину камни!

– Весьма странный, но вызывающий долю уважения способ громко заявить о себе в столице.

– О чем он думал в тот момент? – Сефу решительно взял кинжал и закрепил оружие на поясе. – Хочу это узнать.