Что-что, а разговоров о карме в этом поле хватило с лихвой. Да и постоянный просмотр Женей индийских сериалов постоянно способствовал этому. Я думал они многим останутся без интереса, но, тем не менее, многие, хотя бы раз, прилипали на вечер к экрану ноутбука. А некоторые стали совсем матёрыми поклонниками индуизма и вполне легко дифференцировали понятия "карма" и "дхарма", могли отличить Махадэва от Нараяны и знали разницу между дэвами и асурами. Подобным завсегдатаем индуистких вечеров стал Ростислав, который подобно мудрецу Нараде теперь часто повторял "Нараяна! Нараяна!", пусть и отчасти в шутку, но это лучше чем слышать постоянную бранную речь. На вулкане таким образцом сквернословия и пошлости служил Роберт, у которого часто ни одна фраза не обходилась не то что без ненормативной лексики, но и без различного рода гадостей.

– Где этот ракшас?
– как-то утром спросил меня Ростислав.

– Какой ракшас?
– откровенно говоря, не понял я.

– Ну так ведь ещё называют асуров?

– Ну да...

– Ну они же чёрные и злые...

И тут я понял, что Ростислав верно подметил одну особенность индийских эпических сериалов о том, что роли злодеев асуров часто играют индусы с более тёмной кожей, нежели роли дэвов, которые исполняют наиболее светлые актёры. И, разумеется, что Ростислав применил этот нюанс к нашим реалиям. Так как Роберт был армянином, то естественно, что цвет его кожи был несколько темнее, чем у остальных жителей вулкана, и его пошлая и отвратительная речь хорошо соответствовала асурической природе. Я присмотрелся к этой шутке и понял, что Роберт действительно, и внешне и внутренне соответствует определению ракшаса. Однако понял и другое, что цвет кожи тут совсем не при чём, всё дело во внутреннем состоянии человека, который по своему мышлению и поведению вполне может быть ракшасом и асуром, а потому нам стоит развивать в себе божественную природу, дабы совсем не пасть в патал локу. Причём стремление к этой самой божественной сути заложена в каждой душе изначально, а потому она при каждом удобном случае влечётся в обетованную обитель Бога. Даже ревнитель науки и хулитель религий Савва, после просмотра сериала про Шиву, стал, хотя и в шутку, при любом удобном случае стал подражать манере Махадэва.

– Савва, ты сломал прибор!

– Что значит сломать или исправить? Всё это лишь иллюзия, ведь только Бог реален!

И так практически в любой ситуации любое замечание мог парировать он. Савву это весьма забавило, и юмор смягчил его отношение к религии и Богу вообще вплоть до того, что однажды он признался, когда, делая тесто на пироги, забрызгал всю кухню:

– Что есть грязно, а что чисто? Всё условно и относительно! Абсолютен лишь Бог!

– Всё верно, мой ученик, - в шутливой манере поддержал я товарища.

– А ведь мне и вправду нравится подобный взгляд на жизнь, религию и Бога, - неожиданно ответил Савва, а может быть его душа, измученная неумолимыми жерновами сансары. Вот так легко и непринуждённо порой частичка может хоть на полшага приблизиться к целому, по которому она тоскует уже целую вечность. Мы мним себя наполеонами и махатмами ганди, а может мы всего лишь никому не заметные полевые проповедники философии адвайта веданты, которые возможно даже в этой жизни никого не приведут, а лишь сеют маленькие зёрнышки на грядущие перерождения. Песчинка, что она значит? Но если ветер нанесёт их миллиарды, то и пустыня возникнет. Капля воды, какой от неё толк? Однако если дождь прольёт мириады капель на землю, то может всё затопить. Вот так незаметно слова истины капля за каплей потопят эго и откроют взору безбрежную гладь океана осознания.

24. Исход.

Как оказалось, обратный путь стал не короче, как это обычно бывает, а, наоборот, даже длиннее. Мало того, то решено было не везти нас вертолётом в Южно-Сахалинск, так из Курильска мы ещё и не самолётом полетим, а поплывём на пароходе, да ещё и целых двое суток. Ну и до Курильска нам придётся добираться на одном из попутных кораблей, милостиво заходящим в бухту, до которой нам вновь идти пешком. Помня маршрут из бухты в лагерь, я явно не желал его повторять, но делать было нечего, приходилось перетерпеть и это. Тем более, успокаивало нас то, что путь был не в гору, а с горы вниз, что, наверное, несколько упрощало наше возвращение. В любом случае, исход евреев из Египта был куда более трудным, чем наш из лагеря на Тёплом озере, хотя ждал я его не меньше чем Моисей.

И, правда, путь в бухту оказался довольно лёгким, вот только зависнуть нам там пришлось не на день, а на три. Так как нас должно было забрать проходящее судно по договорённости генерального директора, который ввиду толерантной национальности, договорился это сделать за просто так. А потому капитан корабля совсем не торопился вытаскивать нас из этой злосчастной бухты, где уже, ввиду дефицита еды, начинались голодные бунты и икорная лихорадка. Еда таяла на глазах, а в ручье количество рыбы росло час за часом, и каждую ночь на рейд выходила бригада смерти и безжалостно истребляла несколько сотен рыб. Наутро мы заметали следы её кровавой жатвы и намывали это красное золото. Остановить это уж не представлялось возможным, но это сделал молчаливый герой по имени Гурам, которого я прозвал Бесстрашным. Это отважный водитель относительно быстроходного катера, который, не боясь больших океанских волн и покрова ночи, вывез нас из этого проклятого места. Пару раз по пути было жутковато, но Гурам Бесстрашный чётко знал своё дело и умело правил катером, а потому глубокой ночью третьего октября мы всё-таки оказались в Курильске.

Я полагал, что на это дорожные неопределённости закончатся, однако это оказалось не так, ибо теплоход на котором мы должны отчалить из Курилька зависит от местных штормов, а потому любой тайфунчик грозил дорожными проволочками. Однако, к счастью, в назначенный день "Игорь Фархутдинов" отдал швартовые таки от берегов Итурупа, и мы покинули этот отдалённый и негостеприимный край, быть может, навсегда.

Послесловие.

Так получилось, что по мере развития дневниковых записей, они переросли в целую повесть. Однако повесть по мере своей зрелости налилась соком философской мысли, и от пустого пересказа фактов из жизни геологов вознеслась до рассуждений о смыслах человеческого бытия. Да простит меня Золтон, желавший прочитать этот рассказ о полевой жизни, ведь ему придётся погрузиться в пучину внутренних коллизий субъективного автора этого произведения, где чёрт ногу сломит, пока поймёт, что к чему. Даже старик Ницше со своей своеобразной манерой философствования литературным молотом, вряд ли бы смог извлечь из неё большее. Тем не менее, всё вышло так, а не иначе. Мы покинули острова, где всегда восходит солнце, а с ними пришло время покинуть и страницы этого полевого дневника, ненастоящей повести и философского трактата нашего времени.

Как-то после принятия горячих ванн в Курильске, единственной, кстати, достопримечательности острова, на мой взгляд, Савва неожиданно спросил меня:

– Вот если бы ты встретил Шиву и мог бы задать ему всего один вопрос, то чтобы ему задал? Вот я бы спросил его о том, что существует ли такая вселенная, где процесс творения никогда не заканчивается? Ведь если постоянно происходит созидание, то отпадает смысл в разрушении и Шива вовсе не нужен.

– А вообще, какой смысл заключает в себе любой творческий акт?
– поразмыслив, в ответ спросил я своего полевого товарища.