– Мадам, – судья прервал художницу, – не окажете ли вы нам любезность, проводив к своему дому? Мне не терпится взглянуть на эту пулю. Пока мы будем заниматься ею, вы, сержант Холкомб, – поймал он взглядом сержанта, – притащите сюда и приставьте к дереву лестницу. Позже мистер Редфилд поднимется и осмотрит это подозрительное пятно. Он же извлечет пулю, если она там есть. Он же, я повторяю, сержант. Я не хочу, чтобы этим занимался кто-то иной. Мы готовы следовать за вами, миссис Юнис, – вновь повернулся он к художнице.

Сбившись в тесную кучку, приехавшие направились по тропинке к дому художницы. Время от времени окрестности ярко освещались вспышками репортерских фотоаппаратов.

Во главе процессии чинно вышагивала миссис Юнис. Длинные стройные ноги несли ее в гору так легко, что казалось – она ступает по ровному полу. Миссис Юнис провела нечаянных гостей под арку, по крутой подъездной дорожке мимо гаража, затем по широким ступенькам на веранду и наконец пригласила в дом, насквозь пропахший красками. Поднялась в мансарду и показала отверстие в стекле и застрявшую в балке пулю.

Тут уж за дело взялся дождавшийся-таки своего звездного часа достопочтенный эксперт по баллистике мистер Редфилд.

– Соблюдайте осторожность, – призвал он, – и будьте очень внимательны. Вот отверстие в оконном стекле, а вот пуля. Через две точки проводится одна-единственная прямая, и мы, выглянув в отверстие под строго определенным углом, можем с удовлетворительной точностью установить, откуда прилетела эта пуля.

Закрепив около пули кончик нитки, Редфилд протянул ее к отверстию и, примерившись, выглянул в него, прикидывая траекторию.

– Получается? – нетерпеливо спросил судья Киппен.

– Пуля, пробив стекло, застряла в балке. И летела она ярдов сто пятьдесят.

Строн посмотрел сквозь дыру в стекле, затем перевел взгляд на пулю.

– Да, похоже. Так могло быть… Но мы, Ваша Честь, не берем на себя никакой ответственности за эту пулю.

– А я и не требую брать на себя ответственность за какие бы то ни было пули, – парировал судья. – А вот за некачественное расследование, я считаю, весь спрос с вас.

– Не стоит всю ответственность взваливать на городскую полицию, – поморщился Строн. – Поначалу всем казалось, что это территория округа, потом… что ж, потом подключилась городская полиция и…

– Правосудие, – перебил его судья, – это научно обоснованное применение общих законов к конкретным случаям на основании оценки совокупности фактов, предварительно установленных и соответствующим образом представленных суду. Если эти факты собраны кое-как, правосудие блуждает в потемках. Именно поэтому случаются несправедливые судебные решения и даже судебные ошибки. Когда так происходит, люди во всем винят законы. Но законы на самом деле не виноваты. Вина лежит на тех, кто плохо провел расследование. Поэтому я требую, чтобы вы свое расследование провели со всей возможной тщательностью. Я возвращаюсь к себе и возобновлю слушание в три часа пополудни. У вас есть возможность наверстать упущенное – хотя бы в том, что касается этих не известных нам ранее обстоятельств.

– Извините, Ваша Честь, – склонил голову Строн. – Полицейские беседовали с миссис Юнис и спрашивали ее о том, слышала ли она выстрелы, но миссис Юнис не сказала им тогда ни слова о пуле…

– Потому что сама о ней не знала, – сердито бросила художница. – Я нашла ее только наутро. Что я, ясновидица вам какая-нибудь? К тому же меня о пуле никто и не спрашивал. Мне не предлагали пройтись по дому и поискать, нет ли где чего странного. Спросили лишь о том, слышала ли я выстрелы. И даже не пытайтесь сделать из меня козла отпущения, молодой человек, – не получится, уверяю вас.

– Нет-нет, что вы! – поспешно отозвался Строн. – Вы неправильно меня поняли.

– Надеюсь, меня-то вы поняли правильно, – парировала она.

– Я тоже на это надеюсь, – вмешался, улыбаясь, судья. – Извещаю всех о том, что слушание возобновится в три часа пополудни. Мы продолжим его с того момента, на котором прервали утреннее заседание.

Слухи распространяются подобно лесному пожару, и когда суд возобновил свою работу в три часа пополудни, в зале не было ни одного свободного места.

К делу подключился сам окружной прокурор Гамильтон Бергер – крупный мужчина с широкой грудью и бычьим загривком, который восседал рядом со Строном, всем своим видом показывая, что он не из тех, с кем можно шутить.

Ровно в три часа из своего кабинета вышел судья Киппен. Публику призвали к вниманию, и судья обманчиво мягким голосом возвестил:

– «Народ против Эвелин Багби». Предварительное слушание. – И, чуть строже, добавил: – Стороны готовы?

– Обвинение готово, – заявил Строн.