Со временем вокруг Мастера сформировался образ «уличного волшебника». В узком кругу он даже пользовался популярностью, люди легко полюбили его, но сам Мастер оставался все таким же молчаливым и никогда не шел на контакт первым. Никогда не позволял узнать о себе больше, чем следует. Возможно, именно эта его загадочность и сыграла на руку. Ведь она позволила людям самостоятельно додумывать и мысленно дополнять его образ новыми подробностями. Каждый рисовал его личность по-своему, каждый придавал ему выдуманные черты характера. Бывало, дети даже целые сказки про него сочиняли.

А что же сам Мастер? Сиф вел себя так, будто не замечал этого, а, возможно, ему и в самом деле было не до всех этих разговоров за спиной. Он всегда казался как будто отрешенным от всего, что происходило вокруг.

Как-то раз в одну из тех ночей, когда Мастер снова не смог уснуть, он вышел на работу раньше обычного. Было около пяти утра, Сиф лениво забросил мешок со статуэтками под прилавок, зажег самодельную папиросу и бесцельно направился дальше по узким улочкам. Небо было темно-серое, моросил дождь, и капли с чуть приглушенным звоном бились о брусчатку. Прохладно. Сиф поежился и только сейчас заметил, что забыл накинуть на плечи пальто. Но возвращаться не стал; словно призрак, продолжал идти куда-то вперед, и его белый халат был слепым пятном среди угольно-черных домов.

Как вдруг что-то заставило Мастера резко остановиться. На углу улицы стояло несколько офицеров.

«Тут еще один», — сказал один из них.

«Что-то много их сегодня…»

Сиф заметил кукольный манекен в человеческий рост, лежавший на тротуаре. Манекен был одет в костюм, так что сразу и не отличишь его от обыкновенного джентльмена, перебравшего ночью.

Мастер резко развернулся и быстрым шагом пошел обратно. Нечего ему тут делать, не его это забота. Как вдруг произошло то, что уж точно не входило в его планы. За следующим поворотом у грязной стены лежала еще одна кукла, а ее стеклянные глаза смотрели прямо на него.

«Неужели еще одна?»

Папироса выскользнула из ледяных пальцев и погасла, упав в одну из бурых луж.

Кукла молодой девушки была одета в балетную пачку, ткань совсем изорвалась и почернела от грязной воды. Балерина? До чего же нелепо она тут смотрится. Сломленная, брошенная, все ее тело было покрыто мелкими трещинами, но глаза… странные глаза. Обычно у кукол пустой безжизненный взгляд. Но эта смотрела как-то по-особенному. Было в этих глазах что-то… Страх? Печаль? Одиночество? Или желание жить?

Нет, нет, глупости. Наверняка Мастер сам себе все это надумал. Увидел в стеклянных глазах то, что сам же и пожелал увидеть, не более того. Сиф отвел взгляд и уже собирался сделать шаг в сторону, как вдруг услышал голоса офицеров. Очевидно, они направлялись сюда и скоро обнаружат ее. А в сводке новостей появится упоминание о еще одной жертве. Мастер знал, что должен уйти, иначе это обернется ошибкой. Фатальной ошибкой.

Но все же он обернулся.

Все в этой кукле было мертво. Все, кроме глаз, глубоких синих глаз, они будто кричали, глядя на него. Мастер раздраженно чертыхнулся себе под нос и резким движением подхватил куклу на руки. Всю дорогу домой он мысленно проклинал себя всеми бранными словами, какие только знал. Сиф спрятал ее в своем доме, который вернее было бы назвать сараем, а сам решил вернуться к прилавку, как бы не привлечь чьего внимания. Вот только, странное дело, его мешка, наполненного статуэтками, на нужном месте не оказалось. Неужто украли? Надо же… и кому же они только могли понадобиться? Ну вот, он становится слишком рассеян.

Что ж, делать нечего. По пути домой Сиф как обычно купил газету. Впервые Мастер так внимательно, так дотошно вчитывался в списки с именами пропавших людей, но о девушке в балетной пачке ни слова. Странно все это. Да и что балерина могла забыть ночью в грязном переулке, почему не переоделась с выступления? Если подумать, в их театре уже давно не ставили балет.

Сиф еще немного побродил по улицам, но так и не нашел своего мешка. Домой Мастер вернулся раньше обычного, а кукла сидела на том же месте, где он ее оставил. Может быть, она и не была никогда человеком? Может, она всего лишь кукла, сотворенная каким-нибудь подражателем? Многие сошли с ума в связи с недавними событиями. Сиф осторожно взял ее за руку. Кисть и пальцы были столь изящны, столь искусно сделаны, что шарниры оказались едва заметны. Только гений сотворит такое и только сумасшедший выбросит свое же творение на свалку. «Что ж, кем бы ты ни была, похоже, мне ничего не остается, как позаботиться о тебе», — решил Мастер Сиф.

Он выстирал и зашил ее платье, расчесал и заплел волосы, с ювелирной осторожностью залатал раны-трещины. Мастер так увлекся, что день за днем проводил в подвале, в мастерской, всё чинил брошенную куклу кусочек за кусочком. Та становилась все живее, все прекраснее. Если вообразить, что душа — это флакон духов, то душа Мастера по капле опустошалась с каждой залатанной трещинкой на фарфоровой коже. Слишком быстро. Мастер Сиф и сам не заметил, когда отдал последнюю каплю своего сердца. Когда флакон его души, и без того уже наполовину опустошенный после всех этих статуэток, вдруг вконец опустел, в тот же миг кукла вдруг моргнула и улыбнулась.

— Вы — мой создатель? — было первым, что она спросила.

Как бы то ни было, теперь у нее новая жизнь, и эту жизнь подарил ей именно он, — Мастер.

— Да.

Он назвал ее Адель. Конечно, она не превратилась в человека и все еще оставалась всего лишь куклой. Но теперь она могла ходить и говорить, плакать и смеяться и даже танцевать! А самое главное, она могла чувствовать. Хотя сам Мастер Сиф не сомневался — она всегда могла испытывать эмоции, даже когда лежала в той подворотне. А все благодаря тому, что у Адель теперь был кусочек души ее создателя.