Шрифт:
Полицейский как-то представился. Я не расслышал, меня колотил мандраж, но стальное сердце противилось этим вибрациям.
— Ваши документы! — пока мама искала свой паспорт, Василий покопался в шкафу и действительно извлек оттуда белье.
— Я же говорил, мне простынь чистая нужна. Видишь, я из-за вас по чужим углам скитаюсь. А там принимают со своим харчем и со своим бельем.
— Так, а твои документы? — обратился ко мне полицейский. Я вынул спасительный, как мне казалось, паспорт. Участковый изучил его, потом мой фейс. — Что с лицом?
— Пчела укусила.
— А я думал, дрова рубил.
Мама дала свой паспорт:
— Вот, пожалуйста. А с сыном так случилось, товарищ лейтенант, — потерянным голосом сказала мама.
— Ну, я пошел, — сказал Василий и удалился с бельем.
— Понимаете, сейчас отовсюду мигранты едут, — объяснял полицейский. — Мы обязаны отслеживать процесс, паспортный режим. Вы вот из неоднозначного региона.
— Да из однозначного региона мы, товарищ лейтенант. Я сегодня уже третий раз слышу — неоднозначный регион. У нас там все нормально.
— А цель приезда?
— Отец его в больнице лежит. Не встает пока, в аварию попал. Приехали проведать и поухаживать.
— Отец его? — полицейский показал взглядом на меня. — А вы — мать? Как это?
— Просто. Его отец — мой бывший муж.
— А, понятно. И вы, бывшая жена, приехали за ним ухаживать?
— Ну да. Мы разошлись давно, но все равно он близкий человек. Отец моего сына.
— Бывает же, — удивился лейтенант. — Бывшая жена и вот так. — Потом, спохватившись, добавил строго: — Вам надо временно зарегистрироваться. Есть у кого?
— Да, есть, — поспешил я. — Начальник мебельного цеха наш земляк. Он нас у себя пропишет.
Мама вопросительно на меня смотрела.
— А как зовут его? — спросил лейтенант.
— Владимир Сергеевич.
— Проконтролируем. Вы понимаете, что вас в чужую комнату заселили?
— Да, конечно, мы завтра же съедем отсюда, — заверила мама, еще не знавшая, куда нам утром податься.
— Проконтролируем, а то ведь нарушение паспортного режима! — Полицейский ушел.
— Все, спать! — скомандовала мама. — Завтра трудный день.
Я не знаю, на нервной ли почве, или по устоявшейся привычке, но я страшно захотел жрать.
— Мам, там у нас перекусить ничего не осталось?
— Кирилка, на ночь глядя.
— Растущему организму надо.
— Вот, немного орехов осталось, которые отцу передавали.
— Это дядь-Мишкины, — как-то неуверенно сказал я.
— И что с того?
— Теперь он председатель колхоза, — произнес я со скрытой завистью.
— Ну, точнее, кооператива. Ты это к чему?
— Он же замуж тебя звал.
— Время нашел о моем замужестве говорить, — нахмурилась мать.
Я расколол орех, жевал и думал: «Вот мама выйдет замуж за председателя, а отец может так и остаться инвалидом. Несправедливо. С другой стороны, у бати же есть женка, эта лахудра Жанка».
— Мам, мы же не уедем, пока отец не поднимется?
— Я тебе уже сказала, пока на ноги не встанет. А там — по обстоятельствам. Видишь, тебя вот обвиняют, что наследство делить приехал. Может, еще родственники у папки твоего объявятся. Раньше их было много.
Я затравил голод, вспомнил о проросших орехах у нас на подоконнике. Маринка их высадила в палисаднике. Представил ореховую «аллею Кирилла» и понял: туфта все это. Чтоб она выросла, лет десять надо.
С такими мыслями и заснул. Я знал, что мне в очередной раз приснятся отец с мамой и со мною — трехгодовалым. Буду взбираться по лестнице, у которой нет перил, а на балконе (или постаменте) будет стоять Звездная Звезда Ленка, а может, Маришка или, допустим, Маленькая Эротика. Но. мне этот сон не приснился.
Ксения — это не Маленькая Эротика, я обознался
Наконец-то выспались нормально. В дверь никто не ломился, полиция не приходила. Сны мне тревожные или дурацкие не снились. Но утро было дождливым и полуголодным. Я смотрел в слезящееся окно и злился на себя, что снова хочу есть. Хлеб с майонезом плюс чай как-то не сильно заглушили голод. Маме, конечно, я ничего не сказал, она и так комплексует, что деньги неожиданно быстро заканчиваются и что мне нечего дать поесть. У нас оставались еще фасоль и орехи от дядьки Мишки-зоотехника.