Я попросила разливного пива. Так как шум делал разговор невозможным, у меня было достаточно времени, чтобы спокойно оглядеться. Я повернулась спиной к бару, наблюдая за бильярдистами, бросая взгляды на посетителей в обе стороны от меня. Я была неуверена, как мне представляться, и решила пока помалкивать о своей профессии и о причинах, приведших меня во Флорал Бич.

Местные газеты напечатали на первой странице об аресте Бэйли, и я подумала, что, наверное, смогу завести разговор о предмете, не выглядя слишком назойливой.

Слева от меня, около музыкального автомата, две женщины начали танцевать. Байкерские подружки отпустили несколько грубых замечаний, но, кроме этого, никто не обратил на них особого внимания. Женщина, в возрасте за пятьдесят, сидящая через два табурета от меня, наблюдала с грустной улыбкой. Я определила ее как Шану Тимберлейк, потому что никакой другой женщине в баре не было достаточно лет, чтобы иметь дочь-подростка семнадцать лет назад.

В десять часов байкеры ушли, мотоциклы на улице прогремели затихающим громом. Музыкальный автомат прервался, и на миг на бар опустилась волшебная тишина. Кто-то сказал:«Ничего себе, господи!» и все засмеялись. Нас осталось всего человек десять, напряжение спало и все почувствовали себя более непринужденно. Был вечер вторника, место, где собирались жители, эквивалент подвальной комнаты отдыха в церкви, только с пивом. Никаких крепких напитков не наблюдалось и, по-моему, единственное здесь вино поступало из кувшина, размером с масляный барабан, и примерно такого же качества.

Мужчине, сидящему справа от меня, было за шестьдесят. Он был крупный, с пивным животом, который торчал, как двенадцатикилограммовый мешок риса. Его широкое лицо соединялось с шеей серией двойных подбородков. Ролик жира был даже на затылке, где седеющие волосы завивались над воротником его рубашки. Я видела, как он бросил любопытный взгляд в моем направлении.

Все в баре знали друг друга, судя по подшучиванию, которое касалось местных политиков, старых спортивных обид и того, каким пьяным был прошлой ночью кто-то по имени Эйс.

Застенчивый Эйс, высокий, худой, в джинсах, синей куртке и бейсболке, услышал по своему адресу много шуток, насчет его поведения со старушкой Бетти, которую он, очевидно, привел к себе домой. Эйс, казалось, получал удовольствие от обвинений в дурном поведении, и, поскольку Бетти не присутствовала, чтобы исправить впечатление, все пришли к выводу, что между ними что-то было.

— Бетти — его бывшая жена, — сказал мой сосед, желая подключить меня к всеобщему веселью. — Она выгоняла его четыре раза, но всегда брала обратно. Эй, Дэйзи. Как насчет арахиса?

— Я думала, что ее зовут Перл, — сказала я, чтобы поддержать разговор.

— Это я Куртис Перл. Перл для друзей.

Дэйзи зачерпнула арахис чем-то похожим на собачью миску, из помойного ведра под барной стойкой. Орехи были в скорлупе, и мусор на полу наводил на мысль, что нам следует сделать. Перл удивил меня, схрумкав орех прямо со скорлупой.

— Это клетчатка. Она полезная. Мой доктор верит в целлюлозу. Наполняет тебя, говорит. Заставляет работать старую систему.

Я пожала плечами и попробовала сама. Несомненно, скорлупа была хрустящей и соленой, что хорошо смешалось с мягким вкусом ореха внутри. Считается ли это зерном, или это то же самое, что жевать картонку?

Музыкальный автомат вновь ожил, на этот раз это был мягкий вокал, что-то среднее между Фрэнком Синатрой и Делией Риз. Две женщины в конце бара снова начали танцевать. Обе темноволосые, обе стройные. Перл посмотрел на них, потом опять на меня.

— Вас это раздражает?

— Какое мне дело?

— В любом случае, это не то, что можно подумать. Та, высокая, любит танцевать, когда ей грустно.

— Что же ее печалит?

— Только что забрали парня, который убил ее девочку несколько лет назад.

Я изучала ее некоторое время. На расстоянии в полбара она выглядела на двадцать пять.

Глаза закрыты, голова склонена набок. Ее лицо имело форму сердца, волосы скреплены заколкой, их концы колебались по плечам в ритме баллады. Свет из музыкального автомата позолотил ей щеки. Женщина, с которой она танцевала, была повернута ко мне спиной, так что я не могла сказать о ней совершенно ничего.

Перл посвящал меня в историю привычным тоном частого рассказывания. Ничего, что я не слышала бы раньше, но я была благодарна, что он затронул предмет без моей помощи. Он только разминался, наслаждаясь ролью местного рассказчика.

— Вы остановились в Оушен стрит? Я спрашиваю, потому что отец этого парня — владелец мотеля.

— Правда?

— Ага. Ее нашли на пляже, прямо посередине.
–

Жители Флорал Бич рассказывали эту историю годами. Как эстрадный комик, он знал, где сделать паузу и какой ответ он получит.

Мне нужно было следить за собой, потому что я не хотела показать, что что-либо знаю. Я не испытываю отвращения ко лжи, но никогда не делаю этого, если меня могут уличить. Людей раздражают такие вещи.