Божена вернулась из города пять дней назад. Сейчас она не добралась и до середины кормления. Одни и те же движения натвердо заучены, можно думать о вещах, не связанных ни с телятами, ни с работой около них. Божена чувствует — так же естественно, как дышит и ходит, — что на этой работе окрепла и огрубела. Приходит в коровник, как и остальные, словно век туда ходила, и вовсе не к чему оглядываться вокруг, допытываясь, смотрят ли на нее люди и что о ней говорят.

Тогда, убежав от дверей Карола, она села в поезд да так и просидела всю дорогу, забившись в угол вагона и размышляя. Мысль ее крепла, уверенность росла, и когда она выходила на своей станции, то чувствовала себя более смелой и решительной. Такой всеми забытый уголок — вроде мышиной норы. Много ли толку от того, что ты залезешь в нору и будешь от всех прятаться? Божена боялась слабости и решила ей не поддаваться. Ведь комната, где ты хоронишь ото всех свои заботы, постепенно может превратиться в тюрьму, бр-р-р…

Еще в поезде сказала себе, что не будет сторониться людей. С каждым днем она все больше убеждалась: нельзя давать повод, чтобы хоть кто-то видел в тебе слабое существо, которому нужно помогать, подыскивать для него место в жизни.

После первого же вечернего кормления зашла к Владо. С интересом слушала рассказ брата, как он в будущем году купит себе машину, его раздумья: удовольствоваться ли «шкодой» или все-таки решиться на более дорогие «жигули» — они теперь в моде, на прошлой неделе один тракторист купил. Эти проекты и планы, которые полностью разделяла и его жена, Божена неожиданно прервала вопросом:

— А для чего вам машина?

— Как это — для чего? — От удивления брат наморщил лоб. — Чтобы ездить, как все…

— И куда же вы будете ездить? — с улыбкой продолжает расспрашивать Божена.

— Да хотя бы в город! Знаешь, как удобно иметь машину? — разошлась Терезка. — Сел и поехал, куда хочешь, и наплевать тебе на автобус.

— А еще?

Божена наседает на них, хочет сбить с толку, заставить усомниться в том, что для них несомненно. Купить машину — и дело с концом! Главное — иметь машину, и что эта Божена к ним привязалась?

А ей и того мало, вышла из кухни в гостиную и начала:

— Что-то у вас тесновато… Я бы на вашем месте обставила дом не так.

Терезка непонимающе смотрит на Божену, потом на мужа. Владо, стоя в дверях, дергает плечом, щекой — мол, и он не понимает.

— Как же еще? Что тебе не нравится?

— Видишь ли, — важничает Божена, — на мой взгляд, тут много лишнего. Салфеточки, бирюлечки, подушечки! — Она показала на постели, где громоздились вышитые подушки, для сохранности упрятанные в прозрачные чехлы. — Надо же придумать такое! Боишься, запылятся? — И откровенно рассмеялась.

Терезка блуждает взглядом по своей тщательно обставленной и разукрашенной гостиной, и видно, как ею овладевает неуверенность. Что она сделала не так, что тут не к месту? Может, не стоило сажать на сервант куклу в зеленой юбке, которую Владо получил в тире как приз на последнем деревенском празднике? Почему Божена хает их дом? Ведь они хотели, как лучше…

Божена еще раз окидывает взглядом комнату и выносит окончательный приговор:

— Не сердись, но тут мало воздуха…

Она вспоминает эту сцену, прижимая коленом к стене бестолкового теленка. Перед ней — Терезкино лицо с застывшей гримасой, выражающей непонимание и обиду. Мало воздуха! Что же я — не проветриваю? Или у нас тут какое-нибудь старое барахло? Или белье после стирки развешиваем?! Мало воздуха! Что это на нее нашло?

По лицу Божены скользит легкая улыбка. Тогда, в комнате Владо, она вдруг вернулась на несколько месяцев назад. Вспомнилось лето. Увидела себя в небольшой уютной квартирке тети Марии, там, под Татрами, где ей было так хорошо. У тети Марии есть все: и безделушки, и украшения; может, их не меньше, чем в Терезкиной парадной комнате, ведь тетя прожила в своей квартире долгие годы… Но все это не лезет в глаза. Не мешает. Одно подходит к другому — практично и красиво; каждый предмет выбирается не только со вкусом, но и со стремлением, чтобы вещи не привлекали к себе лишнего внимания, не препятствовали свободе и удобству.

Ей хотелось сказать это тогда, у Владо, но она хорошо понимала, что сравнением и попыткой убедить скорое напортит, чем поможет. Это нужно видеть самим, иначе любые слова напрасны. И вообще — зачем она лезет в чужие дела? А сама-то? Что у нее-то есть, чего она добилась?

Кто хочет обставлять квартиру и доказывать людям, как хорошо он в этом разбирается, первым делом должен ее иметь сам! Заработать на квартиру, заработать на то, что поставить в квартире. Иначе все это лишь смешная дерзость да зеленая неопытность… А Терезка с Владо столького уже добились! Построили дом, купили мебель, расставили по своему вкусу. Они обогнали ее не на какие-нибудь сотни метров, а на годы, на долгие-долгие годы! Все у них уже есть. Их пальцы уже ощущают острые зубчики ключа от машины, а глаза выбирают на дворе место, где весной построить гараж.

Так-то! Скоро у них будет и гараж!

Пожалуй, кормление телят дается Божене неплохо. Справляется она и с этим глупышом. Грозит ему, как учительница сопливому первоклашке:

— До каких пор я буду с тобой мучиться? Ну, тяни же, соси! Не дергайся, там есть еще немного… Вот погоди, останешься разок-другой без молока. Голод тебя живо научит… Ладно, беги, недотепа! Если с каждым так возиться, на кормление будешь часа по четыре тратить.

Она заходит за оградку и наблюдает, как сытые телята, из которых немногим суждено стать взрослыми, озоруют и резвятся. Задурачится какой-нибудь один, сейчас же к нему присоединяется другой, за ним — третий. И начнут скакать по-своему, высоко взбрыкивая задними ногами.