Он бросил на мое приветствие: «Добрый день», скользнул по мне отсутствующим взглядом и скрылся в канцелярии. Сказать, чтобы меня обрадовал сей взгляд, никак не могу. Не понимаю, почему преподаватель должен всегда хмуриться. Некоторые как придут на факультет, так у них сразу застывает лицо на целый день, и сколько еще ждать, пока оно за ужином оттает. Смотреть на это таянье, должно быть, исключительно забавно. С другой же стороны, меня тогда, наверно, испугал бы даже голос нашего вахтера, до того натянулись нервы. Я себе представил, как профессор, сев за стол, скажет ассистентке: «Итак, что у нас на сегодня?» — потом просмотрит почту, вытащит журналы и семинарские списки, чтоб проверить посещаемость студента Соботки… К счастью, я с удовольствием хожу на семинар, там у меня проклевываются разные мысли… но, как доходит до конкретного, боюсь сразу обнаружить недостаточную подготовку, теряюсь и впадаю в панику.

— Ну входите же!

В дверях стояла Вавакова.

Ну вошел. Даже не обратил внимания, что она стала говорить мне «вы».

Было без двадцати девять. Может, и больше.

Профессор смотрел куда-то в окно, ждал, пока я сяду, потом скользнул взглядом к телефону, словно обдумывая что-то важное, и вдруг нервно усмехнулся (мне показалось, он растерян еще больше меня), а потом сказал:

— Я должен перед вами извиниться, я никогда не заставляю человека ждать, но у меня довольно старая машина…

Потом он посмотрел на свои руки так, словно позабыл их вымыть, но руки были чистые, и это его явно удивило. Он заложил их за спину, оглядел кабинет и неожиданно снова стал спокойным — вот только голос у него как будто ссохся и потрескивал при каждом слове.

— Мы с вами прошлый раз расстались на оценке Венских событий восемьсот сорок восьмого года. Давайте еще задержимся на этом интересном историческом этапе…

— Пожалуйста, — выдохнул я и уставился в потертый ковер на полу.

В девять пятьдесят профессор объявил:

— Ну, это все еще между неудовлетворительно и посредственно.

А потом добавил:

— Если бы речь шла о смежной дисциплине — куда ни шло. Но это — ваша специальность… Придется дать еще один вопрос.

— В одиннадцать часов моя свадьба, пан профессор…

Голос мой прозвучал, наверно, слишком слабо и неубедительно. Ондроушек долгое время не поднимал глаз от стола, потом слабо усмехнулся и пожурил меня:

— Для этого вы выбрали не самый удачный день… Но что же делать. Как-нибудь выйдем из положения. Внизу у меня машина!

Меня это предложение с машиной озадачило. «Уж не надеется ли он, что я его позову на брачный пир?» — подумал я. И постарался сразу внести ясность в ситуацию:

— У нас не будет ничего особенного, пан профессор. Такая, знаете ли, студенческая свадьба… Все впопыхах.

Ондроушек кивнул:

— Я сам когда-то так женился. Но это не влияет на оценку вашего ответа.

Он помолчал немного, потом сказал:

— Мы с вами ничего пока не говорили о внутреннем положении соседней Пруссии…

«Не говорили и говорить не будем», — решил я, так меня это ошарашило в первый момент. Потом подумал, что присутствие Ондроушека на свадьбе может обернуться куда худшей катастрофой, чем провал экзамена; сосредоточившись на этой новой мысли, я отвлекся… и вспомнил все, что знал или читал когда-либо о Пруссии.

Профессор некоторое время с удовлетворением слушал — должно быть, ему польстило, что я цитирую фразы из его литографированного курса, — вынул ключи, раза два хмыкнул, оглядел свой стол и запер ящики; взяв портфель в руки, снова хмыкнул и сказал:

— Ну что ж, благодарю!

И все это имело такой вид, как будто он вообще не сомневался, что в итоге вытянет из меня что-нибудь дельное.

— Спасибо, пан профессор, — сказал я, беря зачетку.

— Благодарить не надо! Учите для себя, — ответил он и открыл дверь.

Я вышел в коридор, чувствуя легкую дрожь в коленях. И понял вдруг, что относился я к Ондроушеку неважно. Ну что мне стоило готовить темы более добросовестно?.. Мне захотелось что-нибудь еще ему сказать, но он меня опередил:

— Куда мы едем?

Машину он предлагал вполне серьезно.

— В Нусле, — ответил я. — А стоит ли вам затруднять себя, пан профессор?

Он махнул рукой:

— Какие пустяки!

Наверно, он был прав.

Мы молча сошли по лестнице, Ондроушек знаком предложил мне сесть возле себя и стал искать в карманах сигареты. Потом вставил в зажигание ключ и повернул. И тут я во второй раз облился холодным потом, вспомнив, что, пока Ондроушек возле меня чертыхается, Ладена ждет внизу у лестницы около здания Национального комитета. Такого невезения у меня не было давно.