Михал Земко идет по дороге с полной сумкой и не собирается ни с кем вступать в разговоры. Поднимает голову, только когда рядом останавливается мотоцикл. Это уже кое-что посерьезней, от этого не отвертишься.

На мотоцикле председатель кооператива — в серой шляпе и коричневой штормовке. Родом он из другого района, тут третий год. Если не считать мелких стычек из-за каких-нибудь хозяйственных неполадок или капризов погоды, Михал Земко с ним с самого начала в хороших отношениях.

— Как здоровье, Михал? Совершаешь моцион?

— Сам видишь. — Агроном приподнимает полную сумку. — Работаю у жены прислугой, чтобы время скоротать. Вот до чего дошел…

— Черт бы побрал эти хворобы! — Сорокалетний коренастый мужчина расстегивает штормовку и поудобней устраивается в седле. — А весна-то на носу. Не знаю, как справимся. Машины должны быть через несколько дней в порядке, но удобрения вывезти на поля не успеваем. Яно старается, да тебя ему все равно не заменить…

— Что я теперь могу? — смотрит на него, морщась, как от боли, агроном. — Не идет дело на поправку, да и только… РОЭ не снижается, и слабость, все время слабость. Бывает, ноги дрожат, как у новорожденного телка. Позавчера был на осмотре… ничего нового.

— Что врачи-то говорят?

— Врачи… Да я провалялся в больнице без малого месяц. Анализы делали, обследовали, пичкали лекарствами. Определяли то одно, то другое, а толку ни на грош. С чем пришел, с тем и ушел.

— Надо бы тебе поискать врачей получше. Наши районные не многого стоят.

Михал Земко поглаживает ладонью колючую щетину на подбородке.

— Да если уж откровенно, то все так и есть. Главврач об отделениях не слишком печется. Говорят, он и выпить не дурак, больные замечали. Остальные врачи — зеленая молодежь. Что может знать такой юнец через два-три года после окончания института?

— Видать, ты им не по зубам…

— Вроде так, — соглашается Михал Земко. Он давно так охотно не откликался на разговор о своей болезни. — Врач, что меня лечил, славный малый. Честно мне признался: если бы, говорит, вы могли попасть в больницу покрупнее! Это бы для вас лучше всего…

— А они не могли дать тебе направление? — Председатель приподнимается в седле.

— Знаешь ведь… К какому району относишься, там и лежи. Это самому надо проворачивать. Искать знакомства…

— Вот черт! И вылечить не умеют, и дальше послать не могут. Хороши порядочки!

— Кто их там разберет! — пожимает плечами Земко. — У врачей времени вагон. Надо подождать, анализ пока отрицательный, сделать то, се… Ты надеешься выздороветь, а недели идут одна за другой, и лучше не становится…

Он умолкает и сглатывает слюну, которая словно застряла в горле.

— У тебя же сын в городе, ты мог бы попасть в больницу по месту его жительства. Там тебя поставят на ноги, Город не маленький, больница на хорошем счету.

— Не знаю, не знаю. — Михал Земко смотрит куда-то в пространство, точно вдалеке хочет увидеть Имриха, угадать, что он скажет, поможет ли…

— Говорю тебе, поезжай к сыну, он лучше твоего сообразит, что в таком случае делать. Он ведь и сам авторитетная фигура. А если надо, с деньгами не считайся! Здоровье всего важней! — горячо убеждает председатель.

— И верно, надо что-нибудь предпринять… — тихо соглашается агроном.

— Ничего не попишешь, тут уж каждый выкарабкивается, как может, — заключает разговор председатель и собирается включить мотор.

— Погоди! — резко и повелительно останавливает его Михал Земко.

Председатель нетерпеливо поднимает голову.

— Ты говорил насчет удобрений. Хочу тебе напомнить: смотри, чтобы навоз у нас опять не остался в куче!

— Как это?

— Сам знаешь! И осенью его не вывезли на поля, порядком осталось у дороги возле часовни. С той поры куча еще увеличилась, там все его сваливают. Не дело!

— Спешили, времени в обрез… Понимаю, ты злился, да все было недосуг…

— Это не должно повториться! — настаивает агроном. — Навоз есть навоз, не тебе объяснять. Плачемся на нехватку искусственных удобрений, а что у нас под носом, только руку протяни, не используем. Такому даже никудышный хозяин не позволит пропасть. Весь навоз нужно вывезти в поле!

— Ладно, — кивает председатель. — Скажу Карабе, чтобы он не забыл.

— И пускай не медлит ни дня! — настаивает Земко. — Я ему тоже напомню, а то ведь это и позор, и убыток…

Последние слова агронома заглушает тарахтение мотоцикла, который стремительно стартует, увозя грузного председателя. Тот сидит, крепко обхватив машину сильными ногами, похоже, он спасается бегством от этого медлительного, неуклюжего пешехода. Однако не забывает помахать на прощанье рукой, даже оборачивается, чтобы видеть, как Михал Земко подымает или, вернее, с трудом приподнимает свободную левую руку.