Я выплевываю остатки чужого мира, отторгаемого организмом в раковину, умываюсь, захожу на кухню, чтобы взять воды, и тихо, стараясь никого не разбудить, возвращаюсь в свою обитель.

Старалась я зря. Не проходит и десяти минут, как бодрый и довольный жизнью дядя Боря заводит машину, явно помнящую Брежнева, и на весь двор гремят слова: «Говорит Москва! Московское время: восемь часов!»

Московское время может быть и восемь, а вот у нас в Питере все еще половина шестого. Но дядю Борю это обстоятельство ни коим образом не колышет, он без зазрения совести, не обращая внимания на водяную бомбочку упавшую на асфальт в метре от его надраенной до блеска развалюхи, продолжает свой еженедельный ритуал - в окна всех соседей, что заблаговременно не уехали на дачу ударяет песня.

Воскресенье, день веселья.

Песни слышатся кругом.

С добрым утром, с добрым утром

И с хорошим днём!

Я присаживаюсь на подоконник и, сжимая в руках кружку с подмигивающей белкой, наблюдаю за тем, как просыпается мой двор. Гаснет фонарь, от которого и до этого толку было немного - он лишь изредка старательно мигал, на большее его не хватало. Из под серебряного опеля вылезает, потягиваясь, полосатая голодная, но гордая кошка, которая громко возмущается, если баба Надя приносит ей что-то, кроме рыбы и жирного молока. Из окна пятого этажа выглядывает хмурая и азартная тетя Галя, она прищуривается, взвешивая в руке вторую бомбочку, замахивается и предсказуемо промахивается. А ведь казалось бы столько лет практики, уже должна была пристреляться! Но… в жизни все не так просто, как кажется.

Песню про доброе утро сменяет «Прекрасное далеко».

Я незаметно для себя улыбаюсь и начинаю вполголоса подпевать.

Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,

Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь…

– Единственный, кто здесь поступает жестоко - это вы, Борис Григорьевич!
– доносится из соседнего окна.

О! Алина проснулась! Сейчас должно стать весело…

И сестра не заставила себя долго ждать.

– Борис Григорьевич, честное слово, я когда-нибудь проснусь раньше вас и на всю громкость включу Лазарева! Хоть что-нибудь люди послушают вместо ваших «Любэ»…

Дядя Боря будто только и ждал этих слов, чтобы закинуть голову, хитро подмигнуть сестре и сменить диск, который мы знали наизусть с первой по шестидесятую песню, и даже более того - помнили их порядок.

Позови меня на закате дня,

Позови меня, грусть печальная,

Позови меня…

– Позвать не могу!
– не сдается Алина.
– Послать могу! Причем далеко и с эпитетами!

Я с улыбкой качаю головой и невольно опускаю голову. Взгляд цепляет до боли знакомая обложка, на которой парень, совсем не похожий на Пита, обнимает девушку, совсем не похожую на Китнисс. Нет, если парень еще каким-то боком может быть издалека похож, то девушка слишком Бэлла для того, чтобы быть Китнисс. Я медленно и аккуратно беру книг в руки, будто одно лишнее движение, и я снова попаду туда.

Вздрагиваю, когда слышу визг, но выглядываю в окно и мгновенно успокаиваюсь - это Галина Петровна вместо того, чтобы попасть в Бориса Григорьевича, попала в кошку.

А книга… просто книга. Переплетная крышка, каптал, страницы… Ничего особенного.

Я на автомате раскрываю ее на середине и хмурюсь. Кто-то вырвал две страницы.

Еще и… нет.. со словами что-то не так? Или… мне показалось?

Взгляд выхватывает из текста незнакомые строчки.

«…я присела на притаившийся в тени липы пень и, приговаривая вполголоса „Не садись на пенек, не ешь пирожок“, и начала разбирать многочисленные пожитки…»

Что-то неуловимо знакомое, но это точно не отсюда.

Чтобы в этом убедиться, я пролистываю еще несколько страниц и читаю следующее, случайно выбранное предложение.

«…я поняла, что негодование направлено не на меня, а на парня, то с облегчением отодвинулась от оного на несколько сантиметров, чтобы, если это чудо в штанах цвета фуксии заплачет…»

Что еще за?.. Подождите-ка… «Чудо в штанах цвета фуксии» это же… Вы же не хотите сказать, что?..

Не до конца веря происходящему, я снова опускаю взгляд в книгу.

«…продавал зеркало сестры?
– интересуюсь я у парня, как только девочка отбегает на некоторое расстояние.

– Причем достаточно выгодно, - не отрицает он».

Не может быть…

Я, под стук сердца, громко бьющегося в один ритм с «Комбат-батяна, батяня-комбат…», пытаясь справится с непослушными пальцами, открываю последнюю страницу.

«Он молча ждет, пока я продолжу, и за это я ему как никогда благодарна, потому что, если бы он сейчас сказал что-нибудь вроде «Я тоже тебя люблю!», я бы не смогла.

– Дело в том, что...

Резкий неприятный звук прострелил ухо, вынудив меня поморщиться и отступить.

– Что случилось? – взволнованно спросил Пит.

– Ты не слышал? Это что-то...

Следующий выстрел минуя уши попал прямо в голову, взорвавшуюся на миллионы неровных осколков, каждый из которых раскололся надвое.

– Китнисс!!!

– Я... я...

Я задыхаюсь и падаю в темноту.

Конец первой книги».

Конец?

Конец.

Но тогда почему у меня такое чувство, будто это только начало?