— Нет, — ответила она, качая головой. Мед ее голоса загустел до темноватого осадка. Она только что солгала. Верность мужчине, который сейчас был уже мертв, — какая была от этого польза? А еще нужно было заплатить арендную плату и купить вещи в различных тонах черного. Я сосредоточилась на приготовлении Тиа Мариа со льдом. Как раз возле моей головы в тишине тикали часы.

— Папа не внес вас в завещание, — сказала я как бы невзначай и увидела, как она закаменела. Часы продолжали тикать. Я подождала несколько секунд, затем обернулась и с легкой улыбкой на лице подала ей напиток.

От нее все еще веяло запахом одеколона умершего, когда Розетта взяла бледными руками холодный стакан. Бедняга, надо сказать, что держала она его довольно-таки беспомощно. Снова вернулся этот пылкий взгляд. О Господи, платить за аренду все-таки было необходимо. Собравшиеся в ее прелестных, печальных глазах слезы заскользили по ее бледным щекам.

— Сволочь, — произнесла она совсем тихо, перед тем как упасть на большой упругий диван, стоящий у нее за спиной.

Она выглядела очень маленькой и очень бледной на фоне папиного зеленого дивана. Женщина начинала мне немного нравиться.

— Боюсь, что я единственный человек, указанный в завещании. Даже старые слуги, которые появились здесь задолго до того, как я себя помню, ничего не получили. Я отдам им что-то от его имени, — я на минуту замолчала. — Дело в том, что я не очень хорошо знала отца, а свою мать и вовсе не помню. Если вы сможете помочь мне восполнить некоторые пробелы, я буду очень рада помочь вам с финансами.

Создание, жившее в озере, плыло по его спокойной темной воде. Возможно, спокойной от сознания того, что увидело свой новый источник средств к существованию. Неужели я действительно наслаждалась своей властью? Розетта, несомненно, признала ее и низко склонилась перед ней. Вдруг она рассмеялась резким, вымученным смехом. Этот смех принадлежал женщине, которая никогда не была хозяйкой своей судьбы.

— Некоторые моменты пускай лучше остаются в темноте. Воспоминания, которые ты ищешь, недобрые. Они обладают силой, способной убить тебя. Почему ты думаешь, что отец скрывал от тебя что-то? Ты действительно хочешь это знать?

— Да, — мгновенно ответила я, удивленная своей уверенностью.

— Он дал тебе ключ?

Я изумленно смотрела на нее. Она знала даже о ключе.

— Да, — сказала я, поразившись тому, как близка была эта сдержанная женщина с моим отцом. Я действительно, оказывается, никогда не знала своего собственного отца. Красные губы улыбнулись. Я больше не могла выносить этот кроваво-красный цвет. Он был, словно нож, торчащий у меня в глазу.

Розетта выпила напиток и встала передо мной. В ее глазах было знание того, что с этого момента существовала лишь старость и смерть, и грустные сожаления о неправильно выбранном пути. Даже я могла сказать ей, что мой отец был для нее плохим выбором.

— После того, как прослушаешь кассеты, приходи ко мне. — Женщина подошла к папиному столу и нацарапала свой адрес и номер телефона на бумаге для заметок. — До свидания, Ниша. — Дверь закрылась.

Я взяла в руки записку. Она жила в Бангсаре, это недалеко. Почерк был очень женственным и удивительно красивым. Интересно, откуда она. У нее была тонкая, очень светлая кожа, как у арабских женщин высокого происхождения. Тех, которых у комнат для переодевания в магазине Эмпорио Армани ожидают телохранители.

Я оторвала клочок бумаги с ее адресом и отправилась домой.

В моей квартире стояла удушливая жара. Нежные розы на кофейном столике поникли. Розовые лепестки виднелись вокруг. Время истекло. Смерть ожидает повсюду.

Игнорируя приглушенные телефонные звонки, я включила кондиционер на охлаждение, и сухой воздух стал бесшумно заполнять комнату. Не сменив черного траурного платья, включила магнитофон и закрыла уставшие глаза. Голос кого-то по имени Лакшми наполнил прохладную комнату тенями из неведомого прошлого.

На следующее утро я проснулась, вздрогнув, в окружении кассет и испуганная жужжанием дверного звонка.

— Вам срочное письмо, — прозвучал по домофону безликий мужской голос. Я расписалась за получение письма от папиных адвокатов. Им необходимо было немедленно увидеть меня по делу крайней важности. Я позвонила и назначила встречу с Де Крузом, главой фирмы «Раджан и Рахим».

Господин Де Круз вышел вперед, и моя рука полностью утонула в его больших, жестких руках. В его венах текла португальская кровь, которая заявляла о себе острым носом на его гордом лице и снисходительным отношением к «местным». Его жесткие волосы, словно начищенное серебро, обрамляли аккуратную голову. Из глубоких впадин безжалостно и холодно сверкали глаза. Было в этом человеке что-то нездоровое, и казалось, что под его кожей, сжавшись, пряталось совершенно иное существо.

Я однажды встречала его во время ужина на Лондонской фондовой бирже. Он улыбался с необыкновенным обаянием, но не счел нужным представить высокую девушку с ничего не выражающими глазами, которая стояла за ним. Я нашла его, как и всех адвокатов, которых знала, высокомерным и слишком гордым своей способностью превращать свои слова в дела и подчинять других своей воле. Он произносил слова в самый нужный момент с нужной интонацией. И посмотрите, какое богатство это ему принесло.

— Примите мои соболезнования, — посочувствовал он своим низким баритоном так, что я была поражена. Это, несомненно, был дар — способность казаться таким искренним в нужный момент.