Ванда кривила душой, но в гневе ей было плевать, что она врёт.

– Ты любишь меня!

– О, а вот сейчас врёшь ты, - хмыкнула девушка, в каком-то тумане хватая декоративный булыжник с газона и швыряя в машину Тони.

Она не слышала ни звона разбитого лобового стекла, ни то, как гнётся капот и слазит краска. Она не слышала писка сработавшей сигнализации и женского визга, донёсшегося из ресторана. Она не слышала, как на улицу, громко стуча каблуками, вышла поражённая Наташа и застыла, в ужасе глядя на неё. Ванда и сама-то не знала, сколько камней она швырнула в машину, она мало что помнила. Оказывается, для временного помутнения рассудка не надо было даже напиваться.

Когда она пришла в себя, вокруг них уже толпился народ и гудел, словно улей. Ванда, тяжело дыша, смотрела на дело рук своих: вдребезги покорёженную машину, и медленно повернула голову, чтобы взглянуть на хозяина. Она навсегда запомнит охреневшее лицо Старка, который с таким видом смотрел на неё, словно она Нью-Йорк взорвала, а не отыгралась на его собственности.

– Ещё раз ко мне подойдёшь, и я сделаю это уже с тобой, - прошипела она ему в лицо, буквально касаясь его носа. – Всё кончено. Ты сам всё испортил.

========== Часть 18 ==========

Вы когда-нибудь играли в дженгу? Это когда ты строишь башню из блоков, которые надо вытащить снизу, внимательно следя за тем, чтобы здание не рухнуло.

Старк чувствовал себя так, словно он вытащил самый нижний блок, служивший фундаментом, и, развалив всё к чертям собачьим, проиграл. Причём всё произошло так стремительно, что он ничего не успел сделать. Отношения, что он так любовно возводил, доверие, завоёванное с таким трудом, прощение, которое он не вымаливал, но был за это весьма благодарен, сейчас были погребены под толстым слоем пепла. Ванда сожгла за собой мосты и ушла, даже не оглядываясь. Сожгла всё, чем Тони дорожил, будто это было нечто заразное, что требовало немедленного уничтожения.

Он был расстроен, унижен, разбит, словно пламя успело пожрать и его. Внутри было так пусто и горько, что не было сил даже на то, чтобы с кем-нибудь поговорить. Душа и без этого была вывернута наизнанку, сердце болело так, будто Ванда голыми руками раздвинула рёбра и сжала внутренности, холодными и ничего не выражающими глазами смотря ему в лицо.

В разрушении башни ему помогла Наташа. Она дьяволом, змеем-искусителем нашёптывала ему, какой блок следует выдвинуть. Пальцы дрожали, Тони сомневался, изо всех сил пытаясь сопротивляться недюжему натиску девушки, и в итоге она просто взяла инициативу в свои руки.

Старк долго смотрел на растерянную Наташу, виновато переводящую взгляд с него на уходящую от них Ванду и обратно. Он смотрел и не понимал, что ощущает. Злость пришла лишь потом, когда он, анализируя прошедший вечер и разглядывая искорёженную машину, понял, что Наташа самолично толкнула его в пропасть. Ненамеренно, неспециально, но толкнула.

Она извинялась, но Тони слушал её вполуха, погружённый в мрачные раздумья. Она долго молчала, не зная, что ещё сказать, а сказать хотелось многое, но она не решалась, видя, в каком настроении он находится. Ей хотелось всё исправить тут же, немедленно, но она не знала как. Да и боялась снова всё испортить. Она понимала, что нужно было согласовать встречу со Старком, но желание помочь было так велико, что она на всё наплевала. Самая мерзость в том, что Клинт и Стив были абсолютно правы.

– Что ты собираешься делать с разбитой машиной?

– Машину ещё починить можно, в отличие от разбитого сердца.

Голос Тони звучал глухо и так печально, что Наташе стало невероятно стыдно за то, что она натворила. Ей хотелось предложить свою помощь, но, кажется, Старк даже не намерен бороться дальше.

– Если ты предъявишь ей счёт на несколько десятков тысяч долларов, то она никогда в жизни не найдёт такие деньги.

Тони устало прикрыл глаза и вздох его был столь тяжёлым, что Наташе стало страшно. Она протянула руку и сжала его плечо, стараясь хоть как-то приободрить.

Дни тянулись патокой, окрасились в чёрный, и Старк уже не различал, утро сейчас или ночь. Одиночество бездушной старухой душило его, а ему бы выбраться, глотнуть воздуха, вот только самое жуткое было в том, что Тони этого не хотел. Коридоры штаба, раньше такие светлые и шумные, стали тёмными и безлюдными. Здесь не было Ванды. Иногда Старку казалось, что её никогда и не существовало вовсе: её образ жил лишь в его голове, а странный призрак гулял по штабу, напоминая о себе, о несбывшемся, о потерянных отношениях. О его никчёмности, бесполезности, неумении вести себя достойно… Перечислять можно было бесконечно, Старку было только в радость находить себе как можно более обидные эпитеты.

Ничего не хотелось.

Тони нуждался в Ванде так сильно, что не понимал, как он прожил без неё все эти годы. Ему бы только увидеть её, хоть бы издалека, возможно, он бы сошёл с ума от счастья. Но её не было, она наотрез отказывалась с ним общаться, и об этом напоминала горстка размельчённой в крошку салфетки, на которой когда-то его рукой бережно был нацарапан договор.

Старк почти каждый вечер сидел в гараже, изредка скрашивая созерцание искалеченного автомобиля рюмкой коньяка. По большей части не пил: алкоголь напоминал о Ванде, о её пьяных поцелуях, о её нежной коже, к которой он прикасался, когда укладывал спать.