Несправедливо ненавидеть ее только за то, что она заставляет всех женщин в радиусе пятидесяти футов казаться троллями, ругнула себя Генриетта. Посмотрите, в конце концов, на Елену Троянскую и Афродиту, которые столько претерпели из-за своей красоты — и, честно говоря, это свидетельствует не в их пользу. Тяжело, наверное, иметь такую внешность. Быть ненавидимой женщинами и терпеть преследования мужчин, и все незаслуженно. Может, она стеснительная?

Генриетта хмыкнула. Даже она не могла заставить себя поверить этому. Никакого стеснения в том, как маркиза повисла на руке Майлза, не наблюдалось. В таком случае почему бы ей просто не повиснуть у него на шее, да и дело с концом? Словно прочитав мысли Генриетты, маркиза выбрала именно этот момент, чтобы коснуться затянутой в перчатку рукой щеки Майлза.

Ну хватит! Генриетте надоело разинув рот торчать, так сказать, в зале, точно зритель на плохой пьесе. В данный момент ей следовало танцевать с Болваном Фитцхью, но раз Болван не пришел востребовать свой танец, она не видит причин, почему бы не развлечься, поболтав со старым другом Майлзом.

Вооружившись, как щитом, ослепительной светской улыбкой и держа бокал шампанского, как кавалерийский офицер — жезл, Генриетта решительно подошла к Майлзу и дотронулась до его руки.

— Здравствуй! — весело сказала она.

— А, здравствуй, — ответил Майлз, захлопав глазами при ее нежданном появлении.

Решив дать ужасной женщине шанс, Генриетта повернулась к маркизе с самой дружелюбной улыбкой, какую смогла изобразить, и сказала самым теплым тоном:

— Я весь вечер любуюсь вашим платьем. Кружева восхитительны!

Маркиза взглянула на нее, как могла бы взглянуть на назойливого хорька.

— Благодарю вас.

Генриетта ждала положенного ответного комплимента. Его не последовало. Мисс Селвик испытала определенное мрачное удовлетворение, поняв, что эта женщина столь же неприятна вблизи, как и на расстоянии. Хорошо. Теперь ей не нужно стараться быть с ней любезной.

Майлз с запозданием вспомнил о своем долге.

— Мадам де Монтваль, могу я представить вам леди Генриетту Селвик?

— Селвик?

Маркиза в задумчивости поджала губы, и ее это не испортило.

Есть ли у этой женщины хоть одно неудачное выражение лица? Генриетта с готовностью отдала бы все содержимое Аппингтон-Холла, включая три картины Каналетто, разнообразных Ван Дейков и фамильную тиару, чтобы маркиза перед зеркалом продемонстрировала весь арсенал выражений своего лица.

— О, конечно! — Легко рассмеявшись, маркиза развернула веер. — Благородная Пурпурная Горечавка! Вы родственники?

— Мой брат, — коротко ответила Генриетта.

— Те из нас, моя дорогая, кто пострадал от последних бедствий, слишком хорошо знают, чем обязаны ему. Но вы были слишком юны, чтобы помнить.

— Ползала в детской на четвереньках и пускала слюни, — таким сладким тоном подтвердила Генриетта, что Майлз резко поднял на нее глаза. Девушку так и подмывало отпустить какое-нибудь замечание насчет неюного возраста маркизы, но она благородно решила не опускаться до ее уровня. Кроме того, она не успела придумать, как бы половчее облечь его в слова.

Пока Генриетта колебалась, маркиза снова переключилась на Майлза, ласково погладив его по руке.

— Мне так понравилась наша сегодняшняя прогулка в парке, — проворковала она.

Генриетта едва не ахнула от возмущения. Прогулка в парке! Но… но… это же была ее прогулка. Разумеется, это она отвергла приглашение, но данная мысль нисколько не смягчила жалящей боли.

— Никогда не знала, что Серпентайн может быть таким чарующим, — продолжала маркиза, глядя на Майлза из-под длинных темных ресниц.

Что может быть чарующего в Сернентайне? Водоем. С утками.

— Все зависит от того, с какой точки на него смотреть, — скромно заметил Майлз.

Предпочтительнее, подумала Генриетта, с воды, во время нападения рассвирепевших бойцовых уток.

— Или, — со страстной улыбкой возразила маркиза, — от спутника.

Майлз издал звук, долженствующий означать скромное отрицание.

Маркиза продолжала настаивать.

Генриетта подавила в себе желание помахать рукой перед их лицами и крикнуть: «Эй! Я здесь!»

— Лично я предпочитаю кататься по центральной аллее, — громко сказала она, только бы не молчать.

— Нет, ничего подобного, — заметил Майлз.

Генриетта сердито на него посмотрела:

— Я недавно пришла к такому мнению.

— Ты ненавидишь центральную аллею. Ты сказала, что только напыщенные фаты и чересчур разодетые…

— Да! — перебила его Генриетта. — Спасибо, Майлз.

— В юности, — понимающе вмешалась маркиза, каким-то образом ухитряясь смотреть на Генриетту сверху вниз, хотя обе они были приблизительно одного роста, — мнения меняются очень быстро. Когда вы станете постарше, леди Генриетта, вкусы у вас устоятся.