Неловкая пауза, мы с колдуном переглядываемся и киваем, мол, хорошо, поняли. Я в такой ситуации оказываюсь впервые. Со следователем Джерс было бы проще. Да даже в той ужасной комнате, где меня мучили цикличными вопросами и то было проще и понятней.

– Что у вас в волосах, леди Лёвэ? – прежде чем обратится ко мне, Йентау заглянул в свой список.

– Спицы с украшениями, подарок жениха, и цепочки заклятые на спокойствие и умиротворение. Продемонстрировать?

– Нет,- Йентау помолчал. Мне стало его немного жаль, быть объектом желания большей половины дам высшего света серьезное испытание. – Расскажите о покойной, о том что вы считаете важным?

– Мелинда Ранте боялась высоты,- я отпила еще немного кофе. – Еще полтора года назад она боялась выходить на старый балкон, это на третьем этаже. Мы тесно общались и под моим влиянием и влиянием наших друзей она все же выходила, но к парапету ее можно было подтащить только силой.

– Это интересный взгляд. Некоторые леди заметили, что последние полгода она напротив полюбила заглядывать в пропасть,- Йентау казался расслабленным. Чистое, бледное лицо где контрастом выделяются темные дуги бровей, синева глаз и темный рот.

– Наши пути разошлись. Значит что-то или кто-то заменил ее страх. Так случается, когда человек испуган, один страх может вытеснить другой.

– Кого боялась Мелинда Ранте?

– Наши пути разошлись,- кофе отвратительной горечью осел на нёбе. На пирожное даже смотреть неприятно. Вежливо улыбаюсь и делаю слуге знак доставить мне еще чашечку.

– Некоторые напрямую высказались о том, что убийца ее супруг.

– Вы журналист или следователь? Если уж и обвинять милорда Ранте, то только в том что он мог оплатить услуги наемника. И к слову, он стоял со мной на том балконе,- я приподнимаю уголки губ в вежливой улыбке и склоняю голову набок, ненавязчиво демонстрируя шею.

– Значит не солгал,- Йентау прищурился. – Почему вы это признали? У остатков рода Лёвэ нет претензий к семье Ранте?

– Мы решим все миром, господин старший следователь, это называется мирное урегулирование конфликта,- прикрываю глаза вдыхая кофейный аромат. Я напилась этого чудесного напитка на пару недель вперед. – Все мы одна большая семья, не правда ли? Гранполис смешивает воедино самые взрывоопасные реактивы.

– Господин Андор из Таргота может что-то добавить?

– Я просто мебель, господин старший следователь,- колдун развел руками, а Йентау проследил взглядом за браслетом «чистильщиком». Я поспешила прояснить момент.

– Дурман в курительной комнате,- спокойно произнесла я, и покрутила в воздухе левым запястьем,- у меня непереносимость подобных вещей. Сознание меркнет, а я становлюсь ведомой. Достаточно пропитанной дымом одежды, чтобы на меня подействовало.

– Бич современного общества,- кивнул колдун.

– Департамент пытается продавить закон запрещающий употреблять, хранить и распространять это вещество,- резко произнес следователь. Слишком резко для такой темы. Что-то личное, господин старший следователь?

– И вырезать под корень три гильдии – зельевары, алхимики, целители. Некоторые артефакторы тоже используют дурман.

– И вы?

– О, я прожигаю жизнь в обществе своего возлюбленного,- по-кошачьи выгнув спину я потерлась щекой о плечо колдуна. – У меня нет лицензии, да и диплом отозван. Светская баловница.

– Предлагаете оставить свободу покупать и продавать дурман?

– Не моя прерогатива. Но представьте, что закон вышел, что тогда? Целый пласт зелий, в том числе и необходимых армии обезболивающих настоек, придется вырвать. Кто-то уже совершил прорыв? Замена дурман-траве очень дорогая, и не стоит того. Вернемся к эпохе болезненного целительства? Вас съедят, если не бойцы, то мирные граждане вынужденные драть зубы на живую. Сначала нужно совершить открытия, которые заставят людей отказаться использовать дурман. Сделать его слишком дорогим и не выгодным.

– Где вы видели Мелинду последний раз? – миролюбиво спросил следователь. Смена темы или облегченная версия цикличного допроса?

– Она стояла рядом с мужем. Шутники сняли с нее морок,- качаю головой. – Очень плохо выглядела.

– После курительной комнаты я видел, как леди Ранте прошла сквозь стену,- колдун ухмыляется,- сами понимаете, я мог увидеть еще и не то.

– Скрипач на балконе,- вспомнила я,- дивно играл. Он иногда играет на улице Цветущих Фонарей.

Йентау было неуютно. И мне это было прекрасно видно. Долгих полтора года назад я знала, что означает каждый жест, каждая тень в синем взгляде. Или думала, что знаю. Сейчас я пила горький кофе, рассматривала самого красивого мужчину Гранполиса и никак не могла взять в толк, на что же я повелась?

Едва следователь нас отпустил, колдун подал мне руку. Благодарно прижавшись к нему, я тихо сказала:

– Хочу на свой чердак.

– Я пару домов присмотрел, из тех что мне по карману. Будешь смотреть?

– Не сегодня,- мы вышли в душноватую темноту июльской ночи и колдун хохотнул:

– Не думаю, что хозяева настолько хотят продать свои дома, чтобы встретить на сейчас. Мне показалось между вами искры?

– Искры?

– Ты и этот идол всея Гранполиса.

– А чтобы кошку не мучить, хвост ей буду по кускам резать,- я почесала кончик носа. – Моя большая и пылкая Любовь, как впрочем у всех. Только я хотела свадьбу, детей и вместе до гробовой доски. И вроде все было как-то ничего, прогулки вдоль Канала, все прилично. Потом отец заговорил о слиянии родов Лёвэ, и я не возразила. Если ты сейчас скажешь, что за любовь надо бороться, я тебя укушу.