'Парень совершенно не умеет пить, - решил Новиков.
– Всего пару рюмок, а уже смотри-ка как нарезался. Да, действительно, куда ему. Ведь ботан, каких свет не видывал. Лучше бы с девушками встречался, а не 'Капитал' читал.

– Товарищ, - сказал он вслух, - Давайте напоследок сходим на место раскопок, где Вы нашли это кольцо. После того, как мы всё осуществим, уверен, там будет установлен памятник.

– Да, да! Ведь именно оттуда начнётся новая, 'мировая революция'! Пойдёмте, товарищ, помогите мне стать!

Новиков с трудом поднял своё тяжелое захмелелое тело, положил руку Недашкова себе на плечо, и они пошли.

Расстояние до раскопок было приличное, идти надо было через пустыню, а Новикову к тому же пришлось практически тащить на себе пьяного марксиста-лениниста. Пот катился с него Ниагарой. Но место, куда он его вел, было единственным в округе, где не было людей, и можно было сделать то, на что он решился. Недашков совершенно ничего уже не соображал. Он то впадал в дрёму, то снова просыпался, то начинал петь революционные песни.

– Тише, тише, товарищ!
– цыкал на него Новиков.

– А что, Вы боитесь злых империалистов, товарищ? И правильно делаете..ик..ик...они повсюду...даже в этой пустыне...ик...ик...Вставай, проклятьем угнетённый! Голодный угнетённый люд...Ик..Ик...

– Потише, потише, товарищ, - Новиков дышал как старый локомотив, - Вас услышат!

– Пусть слышат все! Все пусть слышат зов пролетариата!
– заорал Недашков.

– Да, тише Вы!

К счастью они уже пришли. Это были желтые, облупившиеся развалины, со страшными звероподобными чудищами - крылатыми львами с человеческими головами. Новикову казалось, что они все смотрят на него своими азиатскими, взглядами. Они зашли внутрь храма без крыши и одной оставшейся, полуобвалившейся лестницы из желтого камня. Новиков потащил студента наверх по этой лестнице.

– Куда мы?

– Наверх, наверх, товарищ, на трибуну. Эта лестница будет вам трибуной.

– Да, да, трибуной! Я как раз хотел произнести горячую революционную речь. Поставьте меня, товарищ, я готов.

Новиков водрузил пьяного на площадку на самом верху лестницы, а сам стал сзади.

Недашков еле стоял на ногах. Они не слушались его, и выплясывали безудержный демонический танец. Стены храма прыгали перед ним и кружились в сумасшедшем хороводе. Но ему, в его состоянии, казалось, что повсюду, на этом маленьком пятачке, есть зрители, что они хлопают ему и ждут его выступления. Он открыл рот, чтобы произнести свою главную, историческую речь, и вдруг почувствовал небольшой толчок в спину. Совсем маленький, но достаточный для него, чтобы потерять хрупкое равновесие. Одна нога его поехала в одну сторону, другая осталась на месте, он хотел закричать, скомандовать ей, чтобы не бунтовала, чтобы одумалась пока не поздно, но предательская нога продолжала скользить. Он замахал руками в последней попытке удержаться, ему показалось, что ему уже это удалось, но тут последовал ещё более сильный, энергичный толчок в спину. Зрители разом захлопали. Теперь он понял, что они считают его клоуном, только клоуном, а не крупным революционером, что они ждут когда же он упадёт, хлопнется оземь как забавный комедиант. Это были злые зрители, империалистические зрители. Он снова замахал руками, но на этот раз тщетно, лестница вырвалась из-под ног, и тогда он прыгнул, сам прыгнул в пропасть. Ведь они хотели этого. Хотели посмотреть как он упадёт. Он полетел головой вперёд. Он ударился головой и хрясь! Шея сломалась.

Новиков устал. Он смотрел на распростертое тело внизу под лестницей, и чувствовал только усталость. Он не думал, что этот паяц окажется таким сильным. Он полчаса стоял на этой лестнице, пьяный в дрова, совершенно никакой, что-то разглагольствовал, но, удивительно, не падал. Ноги его плясали гопака, но, странное дело, каждый раз останавливались уже на самом краю. И тогда, когда Новикову, надоело ждать он толкнул этого безмозглого сопляка. Сначала легко, потом энергичнее. Тот упал как мешок картошки.

Новиков стёр пот со лба и побежал, обратно в лагерь археологов. Там он прежде всего обыскал палатку, но не нашёл, чего искал. Не нашёл кольца.

'Этот гадёныш отправил его по почте, - догадался Новиков.
– Интересно кому? Но ведь не в полицию! Ведь в полиции тоже работают империалисты, значит действительно матери или кому-то ещё, кто его хорошо знал. Значит, надо только перехватить, перехватить это письмо, забрать кольцо, чего бы этого не стоило, возможно даже силой! Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!'

Новиков очнулся от дрёмы. Он всё также сидел в вагоне метро - потёр глаза, сунул руку в карман и почувствовал через платок холод металла. Кольцо всё ещё было у него. Значит, он будет богатым, и наконец-то заживёт в тёплой стране с роскошными жительницами и сладким вином.

Новиков вышел на станции 'Охотный ряд' и направился по указателям на Красную площадь.

'Странно, что я попал сюда, куда Недашков сам хотел придти и разбудить Ленина. Но я не буду этого делать, хе-хе, общество без богатых это не для меня! Спи спокойно, дорогой товарищ, твоя последняя воля никогда не будет выполнена! Зато у меня будет вилла, собственный лимузин и смуглая жена. Вот смуглой жены как раз тебе и не хватало, а то бы ты не забивал свою голову всякой революционной хренью'.

Новиков медленно пошёл к Мавзолею, и тут у него появилось нехорошее чувство. Это было его чутье, то чутьё, что проявляется у загнанного зверя. За ним следили, его преследовали.

Капитан Белкин заплатил за парковку и побежал на Красную площадь. Он сразу увидел в серой толпе подозрительного субъекта в рыжем костюме, кепке и кедах. Всё, как описал ему профессор Сокольнический. Капитан осторожно последовал за ним, расстегнув на всякий случай куртку. На кобуре его висел пистолет, но стрелять он не собирался. Полицейский не может стрелять в невооруженного преступника, даже если тот бежит. Чтобы применить оружие, нужно, чтобы преступник: во-первых, сам его имел, во-вторых, чтобы он его хотя бы показал. Новиков, хоть и убийца, но не вооружен, значит, его можно только догнать.