4 апреля Литвинов принял Гжибовского по его просьбе. Посол сказал, что правительство Польши официально отклонило предложение Англии о декларации четырех держав. Однако это относится к тем комбинациям, которые направлены исключительно против Германии. Возвращаясь к вопросу о том, упомянула ли Польша в ответе английскому правительству, что она отказывается также от участия в комбинациях, направленных против СССР, Гжибовский зачитал инструкцию своего правительства, и, вместо того, чтобы ответить прямо, сослался на зарубежную прессу. Посол показал наркому газеты «Тан» и «Таймс», где говорилось, что Польша отклонила требования о Данциге, о постройке автострады через «коридор» и о присоединении Польши к антикоминтерновскому пакту.

Литвинов спросил, насколько эти сообщения иностранных газет достоверны? Гжибовский ответил, что эти газеты обычно хорошо информированы и добавил, что сугубо отрицательное отношение Польши к антикоминтерновскому пакту хорошо известно европейским государствам и участникам пакта. На язвительный вопрос Литвинова: «Известно ли это им также из газет?», Гжибовский ответил, что это известно им от польского правительства. На другой не менее язвительный вопрос о реакции Польши на требования Германии, посол указал, что Польша ответила мобилизацией, и что польское правительство отказалась даже вести переговоры по этим требованиям. Конфиденциально и «в частном порядке» он добавил, что если Германия не откажется от своих намерений начать войну в Восточной Европе, то военных сил Советского Союза и Польши будет вполне достаточно для того, чтобы воспрепятствовать этим агрессии. Если же речь идет об агрессии Германии против западных стран, то каждое государство должно брать на себя лишь конкретные и точные обязательства.

Литвинов сказал, что он понял ответ в том смысле, что Польша не намерена примыкать ни к каким блокам государств, в которых будет представлен Советский Союз, направленных против Германии. Даже в восстановленном виде польская формулировка вряд ли найдет понимание и одобрение в Кремле. Литвинов сказал: «Вам должно быть известно, что так называемый антикоминтерновский пакт отнюдь не направлен против СССР или исключительно против него. Он направлен также против Франции и Англии, и даже Соединенных Штатов. Это доказано тем спором, который сейчас ведут участники пакта, каждый из которых хочет, чтобы острие пакта было направлено против наиболее интересующего его противника». Значит, Польша отказывается участвовать не в антисоветском блоке государств, а в таком блоке, который направлен против ряда миролюбивых государств, что не может не радовать советское руководство. В то же время в Кремле знают, что в свое время Польша готова была примкнуть, и даже вела агитацию за так называемый «пакт пяти» в составе Англии, Франции, Германии, Италии и Польши. (Литвинов лукавит, намеренно или нет, включая Польшу в «пакт четырех», в котором Польша никогда не состояла, и вряд ли глава советского внешнеполитического ведомства этого не знал. – Л.П.). Нарком подчеркнул, что подобная комбинация была бы направлена против СССР. Однако СССР понимает, что Польша меняет свою прежнюю политику равновесия, если она соглашается заключить пакт о взаимопомощи с Англией в момент наибольшего обострения англо-германских отношений. Обязуясь в случае агрессии помогать Англии и Франции, Польша может быть вовлечена и в борьбу против Италии, выступающей на стороне Германии. В то же время, если Германия начнет агрессию против прибалтийских государств, а Польша захочет этому помешать, она обязательно обратится за помощью к своим нынешним союзникам – Англии и Франции. Таким образом, не прекращая разговоров о нейтралитете и равновесии, правительство Польши, помимо своего желания, становится на путь коллективной безопасности.

Гжибовский, вежливо молчавший на протяжение всего длинного монолога наркома, встрепенулся, и сказал, что при возникновении критической ситуации Польша обязательно обратится за помощью к Советскому Союзу. На эту реплику Литвинов сказал, как отрезал: Польша может обратиться, когда будет уже поздно, и для Советского Союза «вряд ли приемлемо положение общего автоматического резерва. Теперь более чем когда-либо необходима ясность в отношениях, и пресса по мере сил старается содействовать внесению ясности, и обижаться тут не на что». Посол сказал, что он защищает несовершенную политику своего правительства, на что Литвинов ответил, что несовершенство всегда подвержено критике220.

Гжибовский посетил наркома лишь для того, чтобы сообщить о решении своего правительства отклонить предложение Англии о декларации, но беседа затянулась. Однако, и то, что он говорил, и то, что ему отвечал нарком, было, по сути, пустым разговором, состоящим из одних только взаимных упреков, недомолвок и иносказаний. Позиция Польши озвучивалась до этого много раз – стойкое нежелание участвовать в блоке, где будут представлены СССР и Германия, либо в блоке, противостоящем одной из этих держав, стремление сохранить хотя бы видимость добрососедских, но не союзнических отношений с Берлином, отказ от присоединения к антикоминтерновскому пакту. Заслуживает внимания и высказывание Гжибовского о том, что в случае агрессии Германии в Восточной Европе военных сил Польши и Советского Союза будет достаточно, чтобы обуздать агрессора. То есть, в Варшаве вовсе не исключали совместной с СССР борьбы с агрессором. Кроме того, Варшава прямо заявила о том, что взаимность понимает таким образом, что помощь, которую окажут ей, должна быть сопоставимой с той помощью, которую способна оказать она, а в этом смысле возможности Польши ограничены. Политику Польши можно охарактеризовать одним словом – нейтралитет. Советская политика по отношению к Польше также не была ни для кого секретом: обуздание агрессора виделось Кремлю исключительно прямыми военными действиями, что неизбежно вело к войне. А, поскольку, все советские руководители всегда бахвалились, что война будет вестись на чужой территории, всем в Польше было ясно, что в таком случае война будет вестись на территории Польши. При этом в Кремле постоянно декларировали свое стремление создать в Европе мощную систему коллективной безопасности. Однако ничего такого, что на самом деле всерьез заинтересовало бы предполагаемых союзников и тем самым предотвратило бы сползание Европы к войне, Москва не предлагала, а на предложения, поступающие от других участников мирного процесса, реагировала почти всегда не то, что сдержанно или негативно, а просто враждебно.

4 апреля Литвинов в письме Мерекалову отмечал, что предложение Англии Советскому Союзу подписать совместную декларацию, пока застопорилось из-за возражений Варшавы, которая заявила, что она не может примкнуть ни к какой акции, направленной против Германии. Чемберлен и Бонне, вероятно, обрадовались польским возражениям и стали придумывать комбинацию без советского участия. Правительства Франции и Англии заявляют Правительству СССР, что они, конечно, еще не отказались от мысли какого-то общего блока, что они не намерены игнорировать СССР, что будут консультировать Советское правительство и, действительно, иногда кое-что сообщают Майскому и Сурицу, но Кремль занимает весьма сдержанную позицию, давая понять, что для него не приемлемы любые планы, разработанные без его участия. Европе без Советской России не обойтись, и чем позже к ней обратятся за помощью, тем дороже заплатят. (Фраза для чужих глаз не предназначенная, говорит о многом. Сталин выбирал, кто заплатит больше – демократы или фашисты. Больше заплатили фашистская Германия: Франция и Англия предлагали России защищать саму себя, и помочь защитится союзникам. Гитлер предложил ничего не делать, да еще и половину Польши, Прибалтику, Финляндию и Бессарабию за невмешательство посулил, хотя, как станет понятно после начала Второй мировой и Великой Отечественной войны, это была не плата, а жертва количества и выигрыш качества, и количества. Кроме того, в случае большой войны в Европе шаги призрака мировой революции становились бы все слышнее. При таких условиях выбор Сталина был очевиден. – Л.П.). СССР относится, поэтому, совершенно спокойно к шуму, поднятому вокруг так называемого изменения английской политики. Судя по отрывкам речи Гитлера, он чувствует себя менее уверенно, чем прежде. Заявления Чемберлена, если не окончательно испугали его в такой степени, чтобы он отказался от своих планов, все же внесли некоторое смятение. Известно, что Муссолини без особого восторга воспринял новые германские захваты, но он вынужден терпеть их, ибо ему в настоящий момент от «оси» не уйти221.

4 апреля правительство Франции обсуждало вопрос, в чем может практически выразиться французская помощь Польше и Румынии, если на них нападет Германия. Даладье сказал, что, поскольку дело идет о Польше, то только в объявлении войны Германии. Бонне сказал, что Советский Союз по франко-советскому пакту 1935 г. «формально» вмешаться не должен, и что Франция собирается вести с ним переговоры. На высказанные членами кабинета сомнения о том, что Советское правительство в одностороннем порядке возьмет на себя такие обязательства и на вопрос, добились ли сейчас Англия и Франция согласия Польши на подписание четырехсторонней декларации, Бонне ответил, что окончательно это выяснится после визита Бека. Скорее всего, Варшава, даже получив специальные гарантии, декларацию не подпишет, и максимум на что она согласятся – это заключить пакт с Румынией против наступления Германии. Отрицательное отношение Польши к декларации, кроме ее нежелания вступить в альянс с СССР, Бонне объяснил и характером декларации. Поляки утверждают, что Англия и Франция подставляют ее под удар Германии, предлагая взамен консультации и обещания, которые ни к чему не обязывают. В результате этого и созрело решение предоставить Польше специальные гарантии.

Бонне задали вопрос: нельзя ли вместо декларации о консультации заключить договор четырех держав о взаимной помощи с конкретными военными обязательствами? Даладье это подхватил и сказал, что он с первого дня был такого же мнения, что он не сомневается в согласии на это Советского правительства, но не уверен в правительстве Польши. Тогда правые министры подняли вопрос, нельзя ли обойтись без общего пакта, а добиться той же цели путем параллельных договоров: Франция и Англия заключают договоры о взаимопомощи с Польшей и Румынией, а те, в свою очередь – такие же договоры с Советским Союзом. Большинство членов правительства выразило сомнение в том, что из этого что-либо выйдет.