Шрифт:
Почему-то эти картины замелькали перед его глазами, более того, у него появилась уверенность, что все именно так и происходило. Маникюр на пальце был излишне красным, почти как на пожарной машине, а кроме того, лак был несвеж. На нем можно было различить царапинки, кое-где уже отвалились чешуйки. Увидел Ваня еще одну подробность — и под маникюром было что почистить, там была не только запекшаяся кровь, но и, простите, грязь.
— Виноват, — пробормотал Ваня смущенно, извиняясь перед хозяйкой за свою наблюдательность.
Снова завернув палец в газету, Ваня втянул ноги внутрь коробки, закрыл вход картонными створками и улегся до утра. Размазанное по небу солнце уже село, и свалка погрузилась в темноту. Кое-где еще мелькали искорки тлеющих отбросов, но света они не давали. Только фары проносящихся по трассе машин позволяли ориентироваться в этой кромешной темноте.
Проснулся Ваня в хорошем расположении духа, прошелся между березок, чтобы размять затекшие ноги, разжег небольшой костерок. Насадив на прутик найденные накануне сосиски, он обжарил их и с удовольствием позавтракал.
Машина, которая вчера привезла мусор с пальцем, появилась уже после обеда.
— Привет, — сказал Ваня, подходя к водителю. — Помнишь меня?
— Старик, ты чего? Вчера же встречались! Я еще пожелал тебе счастливых поисков и находок… Нашел чего счастливого?
— Нашел, — кивнул Ваня. — Ты это… Помнишь, откуда вчера привез свое добро?
— А я всегда привожу с улицы Пржевальского… А что?
— И номер дома помнишь?
— Номер? Подожди, дай подумать… Значит, так… Вчера я заправился, потом мент пристал… Форма на нем была милицейская, хотя на самом деле уже, наверно, числился полицейским, как ты думаешь? Очень старался… Хотел я от него поллитрой откупиться — не взял. Представляешь, поллитру не взял?! Потом я зацепил машину какого-то придурка… Вспомнил! Это был двадцать четвертый дом… Точно! Двадцать четвертый. Но, знаешь, там большой двор, потому что три дома под одним номером… Корпус один, корпус два, корпус три… Врубился?
— Да, вроде…
— Неужто нашел чего?
— Письмо забавное, — слукавил Ваня. — Хочу найти, кто писал.
— Тогда надо с почты начинать, — посоветовал водитель.
— Ты это… Может, подбросишь?
— Что, прямо сейчас?
— Мои сборы недолги, — Ваня махнул в сторону своей коробки.
— Заплатишь?
— Бутылка водки… Непочатая.
— Хорошая водка? — с настороженностью спросил водитель.
— Гжелка… Кристальская… Поллитровка.
— Годится. Поехали.
Двадцать четвертых домов действительно оказалось три. Расположенные буквой «П», они замыкали большой двор с детским садом, школой и заброшенной хоккейной площадкой. Дома были девятиэтажные, блочные и какие-то непривлекательные — с ржавыми потеками, которые тянулись от железных прутьев балконов, кое-где застекленных, развешанным для просушки бельем, сваленным на них хламом…
Почту Ваня нашел быстро — она располагалась в одном из этих домов. Возле входа висел телефонный автомат — ныне большая редкость в Москве. Сняв с крючка трубку, Ваня убедился, что автомат работает — редкость еще большая.
Посидев с полчаса на отсыревшей скамейке и освоившись с новой обстановкой, Ваня постонал, покряхтел, что-то преодолевая в себе, и наконец как-то подневольно подошел к автомату.
— Капитан Зайцев? — спросил он, услышав знакомый голос.
— Ну?
— Ваня беспокоит.
— Какой Ваня?
— Бомжара, блин! — освоившись, Ваня решил, что немного фамильярности не помешает.
— А! — разочарованно протянул Зайцев. — Давно не виделись… Как поживаешь, Ваня?
— Спасибо, плохо. Слушай, капитан… Тебе задание… Записывай… Улица Пржевальского, дом двадцать четыре… Там три корпуса — охватить надо все три. Позвони на почту…
— А почему на почту? — спросил Зайцев, не вполне еще соображая, о чем ему говорит бомж.
— Не хочешь на почту — позвони в пожарную команду. Но лучше на почту. Нужно узнать, кто из жителей этого дома выписывает газету «Коммерсант».
— А зачем мне это нужно?
— Чтобы сообщить мне.
— А тебе на фиг?
— Для пользы дела.
— Так, — протянул Зайцев. И еще раз повторил: — Так… Ты где сейчас?
— Возле дома номер двадцать четыре. Звоню от почты.
— Еду!
И Зайцев бросил трубку.
А минут через пятнадцать быстрой, порывистой походкой вышел из остановившейся машины и, подойдя к скамейке, с ходу сел на нее.
— Ну? — требовательно произнес он, не глядя на Ваню. — Слушаю.
— Она здесь жила, — Ваня кивнул на громаду дома.
— Кто?
— Эта женщина.
— Какая женщина? — терпеливо спросил Зайцев, но чувствовалось, что терпения у него немного, совсем немного.
— Как тебе объяснить, капитан… Женщина… Чей палец я нашел на свалке.