Шрифт:
До Холмса уже начали доходить шуточки, потому что он стриг ушами и пытался не усмехаться, что приходило ему с огромным трудом.
– Слушай, - Шильке предпринял очередную попытку отвернуть внимания от собственной личности, аэродромов, бомбардировок и пионерских методик применения фанеры в строительстве скоростных самолетов. – Ты же, кажется, был начальником охраны некоей ячейки, которая занималась упаковкой вывозимых отсюда произведений искусств?
Лангенау неожиданно сделался серьезным. Он уселся на стопке книг, сложенных таким образом, чтобы служить ему стулом, и пригласил гостей занять такие же, похожие.
– Ага, - буркнул он. – Выходит, хоть что-то выяснилось.
– Что?
– Выходит, это ты та самая абверовская свинья, которая испортила Крупманну его лучшую операцию, и вообще, которая в течение многих лет только все вынюхивает и высвистывает рылом йодли [67] .
Холмс удивленно глянул на Шильке.
– Господи, а почему ты не говорил, что умеешь свистеть йодли?
– А остальное тебя не удивляет? – возмутился Шильке.
– Соответствует на все сто.
67
Манера пения немецких горцев: быстрые повышения и понижения голосовых регистров, частоты звука. Кому-то нравится…
Лангенау начал хохотать.
– Крупманн был здесь сегодня утром, - пояснил он.
Оба изумленно глянули на него. А Лангенау их реакция не удивляла.
– Ну да, он приехал сюда во главе своей "шнапскоманды" и тоже выпытывал про упаковку произведений искусства.
– Шнапскоманды?
– Ну, от его людей несло точно так же, как от него. Водяру глушили, как минимум, половину ночи.
Лангенау задумчиво поднял одну из образовывавших столешницу книжек. "Аркадия. Миф или действительность?" – вот как звучало ее название. На обложке были видны полуголые люди, пляшущие среди древних руин, поросших буйной растительностью. Инстинктивно он поглядел на окружающий их лунный пейзаж. А вот интересно, а не подумал он о том, чтобы раздеться и начать танцевать на развалинах?
– Похоже, до него наконец-то начало доходить, что мир кончается, и, похоже, – он акцентировал это слово – сейчас он задумался над тем как обустроить себе жизнь после этой жизни. А у него, вроде как, все более обосрано, чем у меня.
– А у тебя жизнь тоже обосрана?
Лангенау указал на свои знаки отличия СС.
– Русские вылавливают людей с подобными знаками. А поскольку у меня нет желания посетить их гулаги, меня это не трогает. Я решил остаться в этом городе, пускай и не в совсем живом состоянии.
– Последний защитник гибнет на крепостных стенах, - слегка поддел его Холмс.
– А может, благодаря этому, будут говорить: "Бреслау сдается последним".
Шильке был просто обязан включиться в этот опасный обмен словами.
– Ты не видишь исторической перспективы. А вдруг станут говорить: "Вроцлав сдается последним"?
Лангенау пожал плечами.
– Во время одной из контратак мы отбили дом, который уже захватили русские. Я увидел, что они делают с гражданскими и показывал это всем, которые желают сдаться.
Шильке тяжело вздохнул.
– А я показывал им, что наши делали в Сталинграде.
– Ты был в Сталинграде?
– Нет, коллега был. После возвращения он сделал все возможное и невозможное, чтобы его направили в какую-нибудь заграничную миссию.
– Ну, и где этот твой коллега находится сейчас?
– Судя по выражению его лица после возвращения из далекой России, сей час он… в далекой Аргентине!
Лангенау отстегнул от пояса фляжку и выпил воды. Шильке инстинктивно сделал то же самое. Солнце, правда, еще не стояло высоко, но делалось все более теплее. Для него – почти что жара, ведь он не мог расстегнуть летную куртку, чтобы не показывать американский пуленепробиваемый жилет.
– Ладно, и чего же хотел Крупманн?
– Помимо того, что от него ужасно несло – при чем, вовсе не любовью к ближнему – он хотел выяснить, знаю ли я, кто стоит за всем этим дурацким делом. Кретин пьяный! Если бы я знал, то не сидел бы здесь все еще живой.
– Погоди, погоди. Т хочешь сказать, что каждый, который хоть что-нибудь знает, должен погибнуть?
– Нет. Только лишь Крупманн может быть настолько глуп, чтобы желать предложить этим людям свои услуги. То ли, чтобы они помогли ему выжить или же смыться, понятия не имею.
– Извини, но что-то ты ужасно путаешь. Каких еще людей?
Лангенау тяжело вздохнул.
– Ответственных за тот провал с поляками.
– Боже, какой еще провал?
. Блин, вы все зациклились на этих упаковщиках. А кому какое дело, что кто-то кого-то убил. Война же идет.
– Дело: нашим работодателям.
– Ага… - Эсэсовец пожал плечами. – Это все еще знак, что они все еще блуждают на ощупь и не могут выйти из тупика. То есть, вам приказали взяться за дело не с той стороны. С конца, с хвоста, с того места, из которого никуда нельзя дойти.