Шрифт:
Несмотря на все усилия американской печати, занявшейся изысканием фронтовых «подвигов» Риджуэя, повезло одному только корреспонденту журнала «Тайм», который так описал один из этих подвигов:
«После того как один из его лучших офицеров с огромными трудностями высадился в Нормандии, Риджуэй велел позвать его к себе. Чрезвычайно польщенный, офицер ожидал поздравлений. Однако Риджуэй, заметив, что тот без шлема, заорал: «Черт побери, где ваше обмундирование?»
Легко увидеть, что в данном случае Риджуэй обнаружил присутствие духа, не свойственное для многих американских генералов во фронтовой обстановке.
После войны, как сообщает тот же корреспондент, Риджуэй «снова стал военным дипломатом в качестве американского представителя в военно–штабном комитете ООН, а также председателем Межамериканского комитета обороны в Вашингтоне».
Далее мы узнаем, что «вне службы Риджуэй любит поразвлечься и что он отлично готовит крепкие коктейли». Когда его назначили на место убитого генерала Уокера, оказывается, «сборы были недолги. Риджуэй имеет списки содержимого всех своих примерно двадцати чемоданов и сундуков, а также общий список всей своей одежды, мебели и всего остального, что ему принадлежит»…
Итак, Мэтью Риджуэй в декабре 1950 года стал командующим американской 8-й армии в Корее.
Пятидесятишестилетний, как говорят американцы, «парень» с втянутыми в рот сухими губами, хрящеватым с горбинкой носом и слезящимися тусклыми глазами, страдающий к тому же несварением желудка, сошел на корейскую землю с огромным индивидуальным санитарным пакетом за плечами и подвешенными на груди двумя гранатами.
По свидетельству журнала «Тайм», это было время, когда в американской армии, «как эпидемия, расиро–странилось желание все бросить и удирать на юг».
Назначенный на должность палача, Риджуэй предложил своей отступающей армии и палаческую тактику. По его приказу американцы уничтожали за собой все живое. «Солдаты должны убивать, — говорил Риджуэй. — Я приехал сюда только для этого». Он приказывал танкистам давить женщин и детей, собранных за колючей проволокой. Он устраивал завесы из горящего напалма, в которых гибли тысячи мирных жителей Кореи. Все это называлось «Операция — Убийца». Так окрестил весам Риджуэй. И этот палач, творя свое страшное дело, как сообщали американские газеты, «каждый день, регулярно, при всех обстоятельствах, ложился спать в девять часов и вставал в шесть».
Создавая миф о Риджуэе–полководце в то время, как он просто–напросто палач, гангстеры пера цитировали некоторые его военные «афоризмы». Глубокая «мысль» Риджуэя о войне: «Война похожа на игру в футбол». Стратегическая формула Риджуэя: «Территория и недвижимая собственность здесь явления преходящие»… Девиз Риджуэя: «Мне в Корее не нравится, но мне также не хочется убираться отсюда отстеганным».
Риджуэй докладывал в Вашингтон не о победах на фронте, а о количестве уничтоженного мирного корейского населения, о сожженных городах и селах, и в Вашингтоне это нравилось, там были довольны: Риджуэя назначили преемником Макартура.
В Америке Макартура окрестили «восточным Цезарем». Такой же пышный титул потребовалось срочно подыскать для Риджуэя. Этот титул ему нашли: «американский Роммель».
Понятно, что Риджуэй, будучи сам палачом, постарался в меру своих способностей перенести на корейский фронт все самое ценное из опыта гитлеровских палачей. Он применил бактериологическое оружие против мирного населения и снаряды с отравляющими веществами против солдат противной стороны. На специальное «санитарное судно» по его приказу отправлялись партии военнопленных, где над ними производились изуверские «опыты». Как и Макартур, Риджуэй теперь стал позировать перед фотографами, стоя у груды тел расстрелянных мирных жителей. Словом, он всячески старался оправдать столь желанное для налача прозвище — «американский Роммель».
Еще находясь в Америке, Риджуэй понял, что «ошибка» Макартура состояла в том, что он считал себя «хозяином прежде Моргана». Поэтому он повел себя как послушный холуй тех, кто рекомендовал его президенту, и не лез, как Макартур, с собственными предложениями в Вашингтон. Он знал, что Уолл–стрит и Морган укажут, что и когда нужно делать, и ему передадут их приказы. А пока он исправно «справлял» свои палаческие обязанности, как ему было предписано начальством.
Риджуэй приказывал: «Не продвигайся дальше, пока ты не уничтожил всех коммунистов». II тем, кому он отдавал этот приказ, нравилось — не продвигаться дальше, не рисковать своей шкурой, когда можно совершенно безнаказанно убивать людей, даже младенцев, называя их «коммунистами». Один полковник, подчиненный Риджуэя, оценивая приказ своего командующего, откровенно выразился так: «Ребята не сражаются там за демократию. Они воюют потому, что их ведет за собой командир взвода, а командир воюет потому, что таков приказ его командования, и так далее, до самой верхушки».
Если «верхушка» — это Уолл–стрит, то сам Риджуэй — послушный воле начальства «командир взвода». Господа банкиры приказали, и «взводный» Риджуэй объявил о «смягчении некоторых ограничений, введенных оккупационными войсками», и приказал амнистировать 160 тысяч японских военных преступников. Зачем? «Надо разрешить Японии перевооружиться и создать сухопутные вооруженные силы численностью в 300–500 тысяч человек», — заявил Риджуэй токийскому корреспонденту «Нью–Йорк геральд трибюн». Предложение прекратить военные действия в Корее вызвало у Риджуэя следующую реакцию: «Я хочу бронированного соглашения».