Чем ближе мы приближались к Асуану, тем радушнее нас встречали арабы. Так глубоко благодарное уважение к советским строителям Асуана косвенно падало и на нас.

Значение великой африканской стройки — высотной плотины — мы ощущали беспрестанно на всем протяжении пути. С восхода до захода солнца мы видели безмерный труд феллахов, добывающих воду на свои поля. Мы видели, как вращают бесконечно дети и старики ручки длинных деревенских барабанов с винтообразной спиралью внутри, как шадурами медленно черпают ее из канав, как палкой, с привязанной па конце жестяной банкой, терпеливо переливают воду из канавы в канаву, как женщины бесчисленной вереницей носят воду в глиняных тяжелых кувшинах из глубоких колодцев, чтобы вылить ее на полоску земли. Тысячи лет так добывал эту драгоценную воду народ, борясь с беспощадной смертоносной пустыней.

Решение правительства Египта построить своими силами с помощью Советского Союза высотную Асуанскую плотину — исторический акт, знаменующий начало новой эпохи африканского континента.

Конечно, по дороге нам очень хотелось тщательно осмотреть знаменитые древности Египта: дворцы, гробницы, храмы, монументы, обелиски. Но в свое время Фатхи провез по этому пути известного советского египтолога, сопровождал его при осмотре древностей и, вооружившись таким способом добытыми сведениями, он безжалостно гнал от нас проводников, считая их невеждами. Он полагал, что теперь он, Фатхи, только он один обладает всеми достоверными знаниями о богах, фараонах, эпохах. Он даже пробовал читать нам иероглифы. Для этого он становился лицом к любой стенной росписи и говорил то, что считал нужным говорить. Фатхи с энтузиазмом восхвалял познания советского египтолога, но со дня их совместного путешествия прошло немало времени, поэтому то, что Фатхи забыл, он восстанавливал с удивительной смелостью, не считающейся с фактами, датами и даже самой историей. Я не решаюсь делиться теми сведениями о древнем Египте, которые энергично и самоуверенно сообщал нам Фатхи. Они были очень своеобразны, но, как говорится, несколько расходились с первоисточниками. Но то, что колоссы Мемнона и многие другие монументы Луксора высечены из прочного асуанского камня, привезенного сюда тысячи лет назад по Нилу, говорило нам, что строители Асуанского гидроузла имеют дело с крепчайшими породами, и если объем скальных работ на Асуане равняется семнадцати пирамидам Хеопса, то асуанский гранит во много раз превосходит своей твердостью породы, которые шли на плиты этой знаменитой пирамиды.

Благоговение к древним скульптурам, вырезанным из асуанского камня, сочеталось у нас с почтительным уважением к строителям высотной Асуанской плотины, которые высекают в гранитной тверди грандиозное гидросооружение современности.

Долина царей ограждена белыми, раскаленными зноем скалами Гебель–эль–Куриа. Здесь было открыто место захоронения былых властителей Египта, сокровища которых тщетно пытались спасти от расхитителей еще в давние времена.

Здесь мы познакомились с одним из жителей деревушки, носящей название Эль–Куриа, прославившихся неуличимыми подделками древностей. Их изделия обманывали самых прославленных египтологов. И сейчас некоторые из них не оставили такого промысла и с таинственным видом предлагают иностранцам художественные изделия, будто бы похищенные из гробниц.

Но когда Фатхи сообщил этому мастеру подделок, пожалуй, сработанных более тщательно, чем оригиналы, что мы «русси» и едем на Асуан, «похититель древностей» с простодушной доверчивостью рассказал нам, как он работает. Перед нами был несомненно талантливый мастер — художник, презирающий свое ремесло и мечтающий о куске земли, которую он мог бы возделывать своими руками.

Он Поделился своими наблюдениями над советскими людьми.

«Вы, русси, отличаетесь от других туристов тем, что восхищаетесь искусством людей, которые создали древние храмы, а все другие восхищаются тем, как богато жили фараоны». Он подарил одному из нас искусно вырезанный на камне древний рисунок и отказался взять деньги. Он сказал, что знает твердость асуанского гранита и поражен, как строители могли вырезать в нем свои гигантские сооружения.

У белой колоннады храма царицы Хатшепсут мы встретили польского археолога Лешека Домбровского, который открыл здесь, в долине, развалины храма Тутмеса III — юного супруга Хатшепсут, в свое время обижаемого своей пожилой женой и потом отомстившего ей тем, что он всюду уничтожал ее изображения.

Глядя на величественные сооружения, полные изящества и дивной прелести, мы ни на секунду не могли забыть простую глиняную табличку с клинописными знаками, которыми было написано еще четыре тысячи лет назад безымянное послание: «Я голодаю, пришли мне пшеницы и кунжута». И желание увидеть скорей строительство высотной Асуанской плотины становилось не менее жгучим, чем само африканское солнце.

В долине Нила шла уборка урожая. Горы сахарного тростника лежали у обочин дорог, их транспортировали на самый большой в Египте Луксорский сахарный завод. Пирамиды лука, чеснока возвышались лаковыми холмами. На токах каменными древними катками обмолачивали хлеб. Покрытые жесткой сухой пылью пустыни шли отары овец, их сопровождали пастухи — стройные, тощие, с орлиными взорами бесстрашных кочевников.

В океане света, как вечно зеленая оранжерея, лежала богатейшая Нильская долина.

Но, возможно, оттого, что мы слишком стремительно передвигались в пространстве, будем считать, что в этом виноват Фатхи, мы не смогли ответить, почему в этой богатейшей долине еще так бедно живут феллахи, почему они пользуются орудиями труда такими же, какими пользовались древние египтяне, и жилища их подобны тем, в каких ютились люди, строившие пирамиды тысячи лет назад. Но в чем мы были твердо убеждены, так это в том, что создание Асуанского гидроузла с гидростанцией, которая будет обладать мощностью в 2,1 миллиона киловатт и которая будет вырабатывать в год 10 миллиардов киловатт–часов, даст стране возможности для больших социально–экономических преобразований. Это будет индустриальный бастион Египта, надежная опора его экономической независимости.

После Луксора кончилась дорога, обсаженная эвкалиптами.

В пальмовых рощах меж деревьев густо колосилась пшеница. Между глинобитными хижинами всюду торчали остроконечные купола голубятен — местные заводы удобрений. Порхали ласточки с оранжевой грудью. По рисовым полям бродили фарфоровой белизны ибисы. Бедуины гнали караваны верблюдов, нагруженных бочками с горючим, и надменно не уступали дороги грузовикам, кузова которых были размалеваны и украшены всеми цветами радуги.

На советских скреперах работали арабы–машинисты, углубляя и расширяя русла старых каналов для будущей большой воды высотной Асуанской плотины. Скоро мы увидели строительство новых селений, куда будут расселены по племенам жители тех районов, которые закроет будущее Асуанское море, протяженностью в 500 километров.

Полуголый курчавый мальчишка араб подошел к нашей машине и, протягивая руку, сказал:

— Здрасте.

Значит, здесь уже не редкость советские люди, и Асуан близок!

Мы остановились у храма Кут–Умбо, возвышающегося над Нилом. Здесь некогда обитала Клеопатра. В комнатах ее сохранилась удивительной красоты и изящества цветная роспись. Мы мечтательно глядели на бассейн, в котором купалась некогда эта увлекательная царственная дама.

Охранитель храма привел нас в сторожку, где навалом валялись заплесневелые мумии, сушеные крокодилы и черепа, но смотреть на эти кладбищенские останки было неприятно. Мы ходили по дворцу Кут–Умбо. Он не поражал гигантскими размерами, он бы сделап грациозно, и воды Нила нежно омывали его отвесные стены. И здесь уже разгорелся далеко не научный спор: кто из двух прелестней — Нефертити или Клеопатра? Очевидно, у египтологов по этому вопросу тоже нет единого мнения.