— Не…

— Почему «не»? Будет за тобой ухаживать, присматривать, а так одиночество тебя съест, пить начнешь.

— Не начну. Я на винзаводе выстоял, говорил же. И в ухаживании не нуждаюсь, не в этом счастье.

— А в чем?

— Знаешь, — вдруг загорелся, и Полина огорчилась: «Неужели сейчас очередная бредовая идея вроде лосей или фигаре разных?», — знаешь, мне б таких как я найти, ушибленных, и чтоб я им помогать мог. Есть же такие где-нибудь?

— Наверное, есть еще. Я одного человека знала. Давно. Он врачом уехал в Дом инвалидов.

— Хороший человек? — ревниво спросил Василий.

— Хороший.

— А где Дом этот? Как место называется?

Полина назвала город.

— В Белоруссии, что ли?

— Нет. На Украине.

— На Украину я б с удовольствием поехал, там ведь Петр воевал, а я Петром увлекаюсь, он и в здешних местах бывал, его спрашивают бояре, ты где надел…

— Ты рассказывал. — «Ерунда, — вдруг устало подумала Полина, — бред. Никчемные фантазии конченого человека». — Ты бы денег скопил, Василий Иванович, — сказала мягко, поучительно, — хозяйство завел. Ты деньги куда деваешь?

— Куда нужно, — и после паузы, — на зубы коплю. Куда мне в таком виде, без зубов, показываться.

Василий вдруг потерял интерес к разговору, спросил, будто бы держала насильно:

— Так я пойду? — и для убедительности поежился зябко.

— Может, тебе помочь с зубами?

— Спасибо. Мне в Можайске обещали без очереди, как инвалиду, да времени нет. Работы у меня много — сама видела. Я ж еще за племенное стадо отвечаю.

Перечитала телефонограмму еще раз. Дня на два хлопот. Хорошо, что сообразили машину прислать, а то восемьдесят туда, восемьдесят обратно по гололеду — ненужная нагрузка.

Когда после завтрака спустилась с гранитного крыльца, машина уже ждала. Полина и не сомневалась в точности своего шофера. Повезло ей с этим парнем. У него никогда не ломалась машина, за время их знакомства ни одного опоздания, и всегда все необходимое в наличии: подкачанная запаска, две камеры, автомобильная аптечка. Он и Полине для «Жигулей» все необходимое достал, но Борис растерял, раздал товарищам. Саша же никогда не доверял другим ни запчасти, ни инструмент.

В гараже его не любили, Полина чувствовала это по репликам сменщика, когда Саша с делегацией транспортников уехал в Италию. Вернувшись, он долго ворчал на напарника: тот в его отсутствие пользовался каким-то тестером для свечей, запачкал его маслом и хоть не испортил, но явно мог испортить. Ездил он очень аккуратно, и это злило Полину. Злила и какая-то неконтактность его, словно окружен был вязкой оболочкой, в которой застревали ее слова. Но главное, и это раздражало больше всего, непонятным было его отношение к ней. Он казался далеко не глупым парнем, и какое-то представление о ней, о ее характере, наверняка имел. Но что это за представление — не ощущала. Полина рассуждала так: «Мы легко прощаем тех, кто думает о нас хуже, чем мы есть на самом деле, снисходительны к тем, кто думает лучше, и отчего-то не любим тех, кто знает правду. Может, причина моей неприязни просто в этом. Он видит меня такой, какая я есть. Но я и сама не знаю, какая я есть. А он знает. Это и есть раздражающее».

Саша спокойно разглядывал дом, голый яблоневый сад. «Их он тоже видит, какие они есть, — с знакомой неприязнью подумала Полина, — и меня, спускающуюся с крыльца».

Видно, после вчерашней выпивки выглядела неважно, глянул коротко, отметил все: мешки под глазами, бледность, отекшие веки.

За это назло ему выключила радио. Саша мог слушать непрерывно все подряд. Он покосился и чуть поморщился, совсем чуть-чуть, от дыма ее сигареты. Первой, утренней, самой приятной. Полина нарочно не спрашивала о дороге и как доехал. Молчание. Аккуратно спустился по посыпанной песком дороге на мост через пруд. Объехал ком замерзшего снега. Впереди поворот и маленькая фигура маячит у автобусной остановки. Полина с ужасом узнала Василия. Куда его несет в такую рань! Придется остановиться, предложить подвезти. Ему явно по пути, стоит на той стороне шоссе. Но невозможно. При Саше невозможно. Брать с Василием другой тон — неестественно и неправильно, а тот, что установился у них, удивит Сашу, еще бог знает что подумает. Ничего, обойдется, собрался, наверное, в Рузу в ветеринарную аптеку, три остановки всего, и автобусы ходят часто. Хорошо бы не увидел. Но увидел, узнал, сделал несколько шагов, рукой взмахнул неуверенно, неопределенно: то ли приветствовал, то ли машину останавливал. Саша даже не притормозил, мало ли чудаков на обочинах голосуют, и сразу газку.

Ох, как жалела, как презирала себя, на Саше злобу срывала всю дорогу до Москвы, приказывая жестко: «Да не тянись ты, обгоняй, чего ты осторожничаешь?!»

Саша еле сдерживался, даже огрызнулся один раз: «Здесь знак был, а права у меня одни».

В министерстве сразу навалилась тысяча дел, звонки, звонки, бесконечные посетители, но что бы ни делала, с кем бы ни говорила, не оставлял привкус, вроде того, что был, когда болела печенью. Хотела уехать вечером же, но к концу дня вызвали назавтра в Госплан, пришлось отложить. Дома Ленька и Борис дулись друг на друга. Не поделили очередность хозяйственных забот. Результат — в раковине гора грязной посуды, в холодильнике заветренный кусок докторской колбасы, вскрытые банки недоеденных консервов. На крышке пианино, на столе можно расписаться на пыли. Молча обошла квартиру, они следом, препираясь и сваливая вину друг на друга. Когда обернулась резко, увидели ее лицо, замолкли на полуслове. И в разные стороны: один на кухню к раковине, другой в коридор за тряпками. Полина оделась, спустилась вниз в гастроном. Пока отстояла очереди, отошла. Даже сгущенки купила, чтоб сварить Леньке любимую тянучку. В конце концов они же не виноваты, что сподличала с Василием, а грязь — это естественно, на то и мужики.

До позднего вечера стирала, лучшая психотерапия. Полина не держала домработницы: не терпела чужого человека. Да и опыт показал, что угодить ей трудно, все не так, все неловко, не споро. Самой лучше. Она любила домашние хлопоты то ли потому, что бессознательное женское естество отстаивала, то ли думалось лучше за возней нехитрой.

В Госплане давно застопорившееся вдруг решилось быстро и как-то ладно, к обоюдному удовольствию. Помогла подготовка к докладу. Полина очень четко видела ситуацию на заводах, возможности министерства, знала, кому и что поручить, и покладистость ее, и трезвая смекалка обезоружили приготовившегося к долгим распрям заведующего отделом.

В вестибюле встретила начальника стройки, знакомого еще по якутской ее жизни. Шел вальяжный, румяный, в роскошной ондатровой шапке. Удивила его страшно: не о делах, не о плане заговорила, а насчет полушубка романовского и шапки хорошей. Попросила прислать: «У вас ведь на базе всегда есть, как сейчас помню».

Пошутил: считать взяткой или нет.

— Я ведь за деньги, какая взятка!

— За деньги всякий может, а ты достань поди. У меня вот тоже фонды есть на подстанции в морозостойком исполнении, а где они?