— Что такое? Что-то случилось? Вы так побледнели… — Он коснулся пальцем ее щеки, и Леночка обессиленно откинулась на спинку стула.

— Нет-нет, продолжайте… — Она намеренно отстранилась от него, чтобы он не смог почувствовать, как мелкая дрожь сотрясает все ее тело. Но продолжения не последовало, и оба они погрузились в долгое молчание.

Потом они танцевали. Все так же молча, прижавшись друг к другу, и причина, по которой Леночка дрожала, могла быть совсем иного характера.

— Когда же вы уезжаете? — спросила Леночка, когда они вышли из бара. Она уже знала, что Евгения Алексеевна лежит в больнице с вывихом. Темы были исчерпаны, и хоть от него она узнала много страшного и вспомнила все то неприятное, что скорее рада была бы забыть, чем вновь и вновь ворошить в себе старые болячки, но, несмотря на все это, как ей не хотелось с ним расставаться!

— Улетаю, — поправил он ее и улыбнулся. Его спокойная и непостижимо отчужденная улыбка сводила ее с ума больше, чем мысль о Ефиме.

Как это ужасно — смотреть в его серые насмешливые глаза и не понимать, отчего они так дерзки и притягательны.

— Когда же вы улетаете? — Леночка повторила свой вопрос, уже стоя у подъезда дома, в который ей предстояло войти.

— Как обычно — в половине шестого сяду на такси и покачу в аэропорт. «Самолет летит, колеса стерлися. Мы не ждали вас, а вы…» — Он рассмеялся и указал в сторону подъезда.

— Пригласите на кофе?

Со сладким ужасом она осознала, что означает его просьба, и, потупив глаза, непростительно быстро ответила:

— Да!

Целых восемь часов в запасе, и только он. Он и она! Никого больше.

Кофе, кофе, кофе… У Леночки уже выскакивало сердце от этого кофе, и ком тошноты подкатывал к горлу. Голова кружилась, а сердце звенело, словно готовая лопнуть от натяжения струна.

Леночка смотрела на его профиль, на красивый, слегка взлохмаченный затылок, на расправленные плечи, и, когда он вскидывал на нее глаза, медленно отворачивалась. Почему он молчит? Что он нашел в этих журналах, листая их с преувеличенным интересом и читая одну статью за другой? «Ну подойди же ко мне», — она сходила с ума от желания запустить в непослушные волосы пальцы. Но Андрей будто не замечал, как она страдает.

Но вдруг он повернулся, и Леночка почувствовала, как сжалось ее бедное сердечко. Она попыталась отвести взгляд и посмотрела в окно. Андрей встал и медленно подошел к ней.

Вот оно! Сейчас он сожмет ее в объятиях, зацелует, ведь у них еще есть целых три часа. Целых три часа — это же вечность!

Она задержала дыхание и превратилась в сжатый комок нервов. Леночка и хотела этого, и боялась, и не знала, как следует себя повести. Так трудно было владеть собой и улыбаться беспечной, спокойной улыбкой. Андрей положил руки ей на плечи. Леночка почувствовала, как сквозь тело прошел электрический разряд. Она закрыла глаза и приготовилась к первому в ее жизни желанному и умопомрачительному поцелую. Бог свидетель — Леночка даже потянулась губами к его приоткрытому рту. Андрей посмотрел ей в лицо совершенно растерянный и сбитый с толку.

— Мне пора уходить… — Он едва нашел в себе силы пробормотать эти слова и увидел, как побледнела она и отшатнулась.

— Уходить? — Леночка замерла на некоторое мгновение, затем резко поднялась с места и натужно улыбнулась. — Конечно. — Она прошлась по комнате, но вдруг подняла глаза на часы. — Всего три без четверти… хотя…

— Понимаете, я совершенно забыл: мне нужно забрать свои вещи в доме Евгении Алексеевны. Я всегда, когда возвращаюсь из Москвы, везу чемодан подарков…

Леночке удалось скрыть, что творится в ее душе — это только ее забота и ничья больше. Вот он и сказал то, о чем она забыла спросить его. Ну конечно же, он везет подарки для своей семьи. Он всегда везет подарки, когда едет через Москву.

Леночка слышала, как Выголев что-то говорил ей, что-то объяснял, как-то пытался утешить ее, но она старалась не замечать его присутствия. Внутри все словно заледенело. Она потерпела крах и не имела возможности реабилитировать себя в его глазах. Не станет же она теперь смеяться и делать вид, что ничего не произошло, что душа ее так же спокойна и холодна, как прежде. Он все видел и все наверняка понял. Тем больнее и горше было ей. Лучше бы он сразу отказался, еще внизу, у подъезда. Тогда она сделала бы вид, что ничего собственно и не произошло, что она только из вежливости предложила ему зайти. В самом деле, не могла же она отправить человека, протащившегося ради нее в такую даль… И пусть бы потом она проплакала всю ночь в подушку, но он бы не стал свидетелем ее позора.

— Мне очень жаль…

— Ну что вы! Надо так надо, — Леночка изо всех сил старалась держаться, но она упорно избегала встречи с его взглядом. — Конечно же, ну конечно… Простите, что я вас так задержала… Извините, что притащила в такую даль, но, собственно, вы могли в любой момент. Когда бы вам ни вздумалось сказать мне об этом, я бы не имела ничего против… — Зачем она все это говорила? Она понимала, что весь этот лихорадочный треп производит весьма странное впечатление. Она проглотила слюну и замолчала.

— Простите… — Он взял ее за подбородок и легонечко прикоснулся к распухшим от обиды, влажным и жарким губам Леночки.

Он вышел, Леночка встала, встряхнула волосами и подошла к зеркалу. Она увидела свое лицо, унылый взгляд, поджатые губы, дергающуюся щеку и горестную складку между бровей.

«Зачем он тебе? — Леночка прикоснулась пальчиком к узкому подбородку, отражавшемуся в зеркале, и пожала плечами. — Зачем? — вдруг уткнулась в ладони и, чувствуя, как они наполняются соленой горечью слез, зарыдала. — Я не смогу без него жить, не смогу. Это невыносимо!»