Затем настал черёд самой ужасной процедуры. Держась за тумбочку, я медленно перенёс вес тела на ноги, оттолкнувшись от кровати. Боль сразу отдалась во всём теле, но я застонал и проигнорировал её, медленно приходя в себя. Мучительная вспышка перешла в тупую боль, которая не проходила, неважно насколько я восстановился. Я убрал руку с тумбочки и схватил трость, которую прислонил ранее к стене, после чего выставил её вперёд, делая шаг.

Было чертовски больно. Но, по крайней мере, я встал с коляски и мог сам передвигаться. Мне не требовалась помощь для того, чтобы встать с постели, я мог сам принять душ и почистить зубы. Я не хотел даже думать о том, что Обри могла увидеть меня в таком состоянии, со сломанными ногами и абсолютно беспомощным. Это жалкое зрелище, а я не из тех парней, которые терпят жалость.

Я пересёк комнату и зашёл в ванну. Каждый раз, останавливаясь возле зеркала и глядя на своё татуированное тело и трость, которая помогала мне ходить, я не переставал думать о том, как глупо было совершать тот прыжок.

По правде говоря, это было охрененно, один из лучших прыжков в моей жизни, но он стоил мне чертовски дорого. Столкновение с машиной, чудовищная боль, а затем пробуждение в больнице, где меня окружили адвокаты и копы, желающие узнать, как я забрался на то здание и осознавал ли я, как много законов нарушил, и ещё кучу всякой прочей чепухи.

Однако в одном мне всё же повезло. Во время слушаний нарисовался отец Обри и попросил судью отпустить меня по-хорошему. В конце концов, меня условно освободили на поруки, поэтому мне пришлось жить под присмотром Клиффа. По крайней мере, не пришлось возвращаться в тюрьму.

Я почистил зубы, быстро принял душ и оделся. Это занимало больше времени с тех пор, как хождение стало для меня изнурительной работой, но я не жаловался. Я бы предпочел сотни раз переломать свои ноги, чем жить, так как большинство, просто существуя изо дня в день.

Я чувствовал себя живым только там, наверху.

Наконец, после некоторого времени, которое показалось вечностью, я был одет и готов к новому дню. Посмотрел на часы, спускаясь вниз, застонал про себя, когда понял, что до прихода физиотерапевта и съёмочной группы остался всего час. Я похромал вниз, вздрагивая после каждого шага, и пошёл на кухню.

Обри сидела за столом и ела хлопья, а выглядела так, будто только что встала. Когда я вошёл, она бросила взгляд в мою сторону, а я, в свою очередь, ухмыльнулся ей, и странное чувство зародилось у меня в груди.

Мы не виделись много лет. Ни после свадьбы наших родителей, ни после неудачной попытки игнорировать то, что происходило между нами. Мы не поддерживали связь, возможно, потому, что она ботанила в своём колледже Нотр-Дам, а я был сильно занят тем, чтобы быть ужасным засранцем, прыгающим со зданий. Во всяком случае, так я говорил себе.

Но, правда заключалась в том, что я не переставал думать о ней ни на секунду. Я вспоминал её совершенную, бледную, гладкую кожу, прекрасное тело, и тот взгляд, который она кидала на меня, когда я слишком дразнил девчонку. Мы танцевали, не замечая времени на свадьбе наших родителей; наши вспотевшие тела были тесно прижаты друг к другу, несмотря на то, что мы внезапно породнились.

А потом была сцена на балконе в огромном доме её отца, после свадебного приёма, когда все разошлись по домам.

Её кожа при лунном свете. Её губы, раскрывшиеся, когда я подошёл к Бри совсем близко.

Я прыгал с самых опасных строений в мире. Я провёл месяцы в тюрьме. Но ничто не сравнится с тем чувством, которое возникло в тот момент. И вот она снова вернулась в мою жизнь, такая же шикарная, как и тогда.

— Доброе утро, Бри, детка, — сказал я.

Она удивлённо посмотрела на меня, прищурив глаза.

— Доброе утро, дедуля. Милая трость.

Я засмеялся и поплелся в её сторону. Она сидела на табуретке с противоположной от меня стороны.

— Ну что ж, зануда, милые очки.

— Я в них не похожа на зануду. — Она встала, и неосознанно их поправила.

— Ага, а это не трость. Это вспомогательное устройство для ходьбы.

— Мне больше напоминает трость.

— Твоя ошибка. Как Индиана?

— Отлично. А как это прыгать с высоток и переломать ноги?

Я снова засмеялся. Люди избегали этой темы, но к Бри это не относилось.

— Вообще-то, чертовски здорово.

— Ну да. Ты сейчас действительно «приземлён», не так ли?

Я кивнул. Бэйсджампинг был стилем жизни, состоянием духа. Один рэпер, Лил Би, прославил его. Это значит, ты делаешь то, что пожелаешь и тебе плевать на мнение окружающих. Ты крут, потому что чувствуешь свободу.

В начале карьеры мне дали ник «Бэйсд». Через некоторое время он превратился в бренд и включал в себя кучу всякой хрени, от одежды до снаряжения.

— Наверно. Наверняка лучше, чем быть маленькой занудной школьницей.