– Не думаю, Анри, что это хорошая идея, - Вольверстон нахмурился, - Сильвер не любит её. Должно пройти время, чтобы он смог забыть... Да и рано ему пока.

– Ты о Арабелле?
– оживился де Монтенон, - вообще-то ты прав, он слишком уж молод. Знаешь, я ещё вот о чём потолковать хотел. Ты наверняка знаешь де Фонтейна. Он тоже аристократ, вроде Сильвера. Королевская кровь. Правнук Генриха Валуа.

– Знаю его, - кивнул Вольверстон, - но причём здесь он?

– Его фрегат потопили испанцы, а в кильватер к другим капитанам не хочет. Гордый слишком - королевская кровь. Думаю, с принцем сможет договориться. Тем более что в Панаме его опыт пригодится.

Вольверстон задумчиво взглянул на губернатора. Что это? Попытка помочь другу или очередная выходка опытного интригана? После истории с Нортоном Нэд уже не доверял де Монтенону.

– Хорошо, я поговорю с Питером, - задумчиво промолвил он, - Питт тяжело ранен, так что меньше чем через неделю в море не выйдем.

Вскоре старые знакомые попрощались. Вольверстон вышел на улицу, а в спальне Мари Жермен ещё долго горел свет.

Питт Уоллес, пошатываясь, поднялся на шкафут. В голове звучал то ли звон корабельной рынды, то ли свист штормового ветра. Тягостно ныла подвязанная на перевязи рука. Швырнув в лицо квартирмейстера пригоршню солёных брызг, морской ветер освежил его разум. Привычное зрелище копошащихся на палубе матросов окончательно вернуло квартирмейстера к действительности. Питт огляделся. На юте распоряжался Крисперс, а на баке виднелась фигура Сильвера. Рядом с ним, изящно подбоченившись, расположился де Фонтейн.

– Опять этот франт здесь?
– Уоллес кивнул шкиперу.

– А ты что думал?
– огрызнулся Крисперс, - мы теперь для него пустое место. Не то, что этот Валуа. Нэд, и тот недоволен. Теперь всё здесь, даже «Старую Англию» на Хэндса оставил.

Питт выругался. Воспоминания о недавних событиях напомнили о себе подступающей к горлу дурнотой. Обида мучительно жгла душу. Облегчив сердце ещё парой крепких словечек, квартирмейстер решительно двинулся в сторону бака, но вскоре столкнулся с возникшим будто из-под земли Вольверстоном.

– Эй, Питт!
– остановил его старый вояка, - через полчаса совещание.

– Проклятье!
– недовольно буркнул Уоллес, - опять он с этим французом!

– А ты что думал, Питт?
– задумчиво промолвил Вольверстон, - де Фонтейн - друг Беревика. Если бы не придворные интриганы, тоже до маршала бы дослужился.

Питт помрачнел. Друг сводного брата Сильвера! Хуже не придумаешь! Да ещё такой франт - на палубе словно на дворцовом паркете. Под стать капитану.

– Приятель Беревика, говоришь, - буркнул Питт, - жаль, что нельзя драться во время похода...

Сильвер и де Фонтейн уже спускались с лестницы. Тридцатилетний сухощавый месье высокомерно взглянул на приближающегося квартирмейстера.

– Твои ребята слишком молоды, Сильвер, - заметил он, - сухопутную экспедицию должен возглавить опытный командир.

Сильвер недоверчиво взглянул на француза.

– Говоришь, что у тебя есть опыт? Посмотрим, как справишься в Рио-Чагре...

К вечеру фрегат де Фонтейна направился к берегу, чтобы пристать в миле от крепости. Остальные суда остались в дрейфе на расстоянии пушечного выстрела от укреплений.

Питт Уоллес всю ночь провёл на палубе. Питт сам не знал, чего же он хочет больше. Крепость Рио-Чагре закрывала вход в устье реки. Это была первая из дверей, ведущих к панамским сокровищам. Но с другой стороны... Как хотелось ему, чтобы этот нахальный француз потерпел поражение! Но увы! Доносившийся с берега запах гари становился всё сильней, а над городом всё чаще вспыхивали языки пламени. Вскоре забрезжил рассвет. В лучах восходящего солнца над почерневшими бастионами полоскалось белое знамя с тремя золотыми лилиями.

– Капитан!
– заорал Питт, не дожидаясь, пока сигнал заметят вахтенные, - Рио-Чагре взята!

На палубу высыпали люди. Путь к устью реки был свободен. Заполоснув, взметнулись ещё недавно свёрнутые паруса, а корабли, скрипя снастями, развернулись и двинулись к берегу, где их встретил торжествующий потомок королей. Но радость длилась недолго. Оставив крепость и корабли на всё ещё ворчащего Уоллеса, пираты двинулись вверх по течению. Было тесно - почти семьсот человек с трудом уместились на двух двадцатипушечных фрегатах. Ещё около пятидесяти следовали в арьергарде на плотах и каноэ.