Еще чуть-чуть и она бы не выдержала, превратившись в гарпию: завизжала, протестуя, и бросилась на него сама, сдирая одежду с них обоих. От нарисованной воображением картины Фреду окатило волной мучительного возбуждения, лишая возможности говорить: горло точно сожгло, полыхнувшим изнутри жаром нерастраченного желания.

Вагнер отступил, но продолжал держать ее за руку. Шагнул к креслу-качалке, сел в него и потянул Фреду за собой. Она охотно устроилась на коленях и в объятиях Рейна, положила голову ему на плечо и замерла. Вампир, обнимая, что-то снова очень тихо прошептал поверх ее головы, и в печи запылал огонь. Всполохи его ясно были видны сквозь прорези в чугунной дверце топки.

— Послушай меня, Фреда, — заговорил Рейнхард хриплым голосом, который ощутимо изменился, зазвучав на низких, наполненных чувственностью, нотах. От одного этого бархатного тембра Фреда снова ощутила, как подступает та самая жаркая и терпкая, как горячий темный шоколад волна, в которую превращались все ее чувства рядом с Вагнером.

— Ты должна в полной мере понимать и помнить, что я вампир. Я использую магию, как люди используют соль в пищу. Я пью кровь живых, могу не рассчитать свою силу и почти все забыл о смертной жизни, — продолжил Рейн.

Он повернул голову, Фреда подняла глаза, и они посмотрели друг на друга, устанавливая понимание, безмолвно делясь готовностью говорить и слушать. Его радужки сейчас сверкали, как кристаллы аметиста, сквозь которые проникал яркий луч света.

— Если мы… станем близки, мы оба переступим черту, за которой начнет создаваться еще не существующий мир, — продолжил Вагнер. — Ты войдешь туда, где тебя будут постоянно и очень пристально рассматривать, слушать, пытаться проникнуть в твои мысли и эмоции, будут даже обнюхивать. А ты будешь пахнуть мной, нашей близостью, моим и твоим возбуждением. Вот как сейчас. Ты чувствуешь?

Фреда вдохнула, посмотрела на Рейна серьезными, глубокими, как два зеленых озера глазами и кивнула. Действительно вокруг них витал аромат, смешавший в себе запахи их обоих. Никогда прежде она не ощущала ничего подобного и так явственно. Это совсем не походило на искусственный запах духов. Это был аромат их сущностей; ее — свежий, легкий, наполненный жизненным теплом и ванильной сладостью юности, и его — чистый, пряно-горьковатый, чувственный запах прохладного, свободно парящего ветра.

— Все очень скоро узнают про нас, потому что это невозможно скрыть. Мы оба вызовем любопытство, станем уязвимы. И в этом во всем как-то придется выживать. И я не смогу жениться на тебе по человеческим обычаям, чтобы по закону объявить своей и неприкосновенной для других. В моем мире это не работает. Ты понимаешь меня? — Рейн сильней сжал объятия, слегка тряхнув Фреду.

— Я слышу тебя и понимаю, — отозвалась она, — но я никогда не жила так и не испытывала ничего подобного. Ты сам сказал, что я лучше воспринимаю что-то, убеждаясь в этом сама, а не беря на веру со слов. Почему сейчас должно быть иначе? Ты предупредил меня, я приняла к сведению. Кстати, замуж за тебя я и не собиралась.

Услышав, как он хмыкнул, она чуть придвинулась к нему и продолжила:

— Но всегда же бывает «здесь и сейчас». Вот ты, вот я. Вот этот дом, который теперь мой. Я так понимаю, ты нашел еще одно «особое» место?

Вагнер кивнул в ответ.

— Так воспользуемся этим. И, насколько я знаю, если этот дом мой, то вампиры сюда могут войти, только если я их приглашу. Так?

Рейн снова кивнул.

— Это правило распространяется на Аспикиенсов?

— Ну, в общем и целом, да, — отозвался Вагнер. — Но не стоит рассчитывать на это, как на надежную защиту. Всегда можно пустить в ход магию. И потом, кроме вампиров, есть еще люди и веры всех мастей и видов. Есть колдуны и ведьмы.

Он замолчал, раздумывая, затем продолжил:

— Я нашел это место и сделал ритуал-привязку, соединив вымышленное имя, на которое куплен дом, и твою личность. Узнать об этом сложно, но более сильный, чем я, маг справится, если что-то заподозрит и заинтересуется. Машина, на которой мы приехали, тоже твоя. Ты сможешь теперь выходить из Цитадели и свободно перемещаться, соблюдая осторожность, конечно. Помни, тебя все еще разыскивает полиция. Но об этом мы еще поговорим позже.

— Позже, — эхом повторила Фреда, привставая и опираясь на его грудь. — Из тебя то слова не вытащишь, то ты вдруг становишься тошнотворно многословным в самый неподходящий момент, — заметила она. — И всегда оставляешь что-то на «позже».

Рейн улыбнулся, и эта улыбка озарила его лицо, нарисовав на гладкой чистой коже морщинки возле глаз и в уголках губ. Фреда затаила дыхание, глядя на него, как на чудо: такие морщинки бывают только у людей, которые любят улыбаться и делают это от души. Возможно, в своей человеческой жизни Рейн таким и был.

— И это еще не все, что я должен сказать, Фреда, — улыбка его потухла, когда он снова заговорил. — Возможно, после того, что ты узнаешь, тебе захочется отозвать приглашение для меня, дождаться утра и уехать отсюда, куда глаза глядят. И я не стану препятствовать.