Шрифт:
Берта сидела рядом с тетей и чувствовала себя надежно защищенной. Пауль напряженно посвящал все свое внимание жаркому, чтобы только не оказаться втянутым в разговоры, обо всем забыл и действительно испытывал истинное удовольствие от еды больше всех остальных.
К концу обеда хозяин дома после горячих споров со своим другом завладел всеобщим вниманием и уже более не позволил себя перебивать. Побежденный профессор получил возможность поесть как следует, и старательно наверстывал упущенное. Господин Хомбургер наконец заметил, что никто не собирается на него нападать, но слишком поздно понял, что его молчание было невежливым, и почувствовал, что его соседка посматривает на него иронически. Он опустил голову так низко, что под подбородком у него образовалась складка, вздернув брови, он, похоже, решал в голове какие-то собственные проблемы.
Коль скоро господин учитель расписался в своем неумении вести застольную беседу, фрейлейн Туснельде принялась мило разговаривать с Бертой, и к ним подключилась тетушка.
Пауль тем временем наелся досыта и, почувствовав это, сложил на тарелке нож и вилку. Оглядывая сидящих, он случайно застиг профессора в комичный для того момент: он зажал зубами увесистый кусок мяса, не сняв его с вилки, и в эту секунду его заставило встрепенуться крепкое словцо в речи Абдерегга. Забыв отложить вилку с куском мяса и широко раскрыв глаза, с открытым ртом он бросал взгляды на продолжающего витийствовать друга. И Пауль, который не смог сдержать приступа смеха, принялся подавлять его и приглушенно хихикать.
Господин Абдерегг, не прерывая речи, лишь бросил на сына гневный взгляд. Кандидат принял смех Пауля на свой счет и прикусил нижнюю губу. Берта без видимой причины разразилась вдруг громким смехом. Она была рада, что с Паулем приключилась эта детская неловкость. По крайней мере никого за этим столом не оказалось без сучка и задоринки.
— Чему вы так радуетесь? — спросила фрейлейн Туснельде.
— О, собственно, ничему.
— А ты, Берта?
— Тоже ничему. Я просто так смеюсь, за компанию.
— Могу ли я предложить вам еще вина? — сдавленным голосом спросил господин Хомбургер.
— Спасибо, нет.
— А мне, пожалуйста, налейте, — приветливо отозвалась тетушка, но к вину потом не притронулась.
Со стола все убрали и подали кофе, коньяк и сигары.
Фрейлейн Туснельде спросила Пауля, курит ли он тоже.
— Нет, — ответил Пауль, — мне это совсем не нравится.
И неожиданно добавил, после некоторой паузы, совершенно искренне:
— Мне еще нельзя курить.
Когда он так сказал, фрейлейн Туснельде улыбнулась с хитрецой и склонила голову набок. В этот момент она показалась юноше очаровательной, и он раскаялся в своей прежней ненависти к ней. Оказывается, она может быть вполне милой.
Вечер был такой теплый и так располагал наслаждаться им, что даже в одиннадцать часов все сидели в саду под слегка раскачивающимися подсвечниками с мигающими свечами. И то, что гости устали с дороги и, собственно, должны были бы рано отойти ко сну, об этом сейчас никто даже не думал.
Теплый воздух мечтательно ходил легкими душными волнами, высоко в небе сияли звезды, блестевшие как мокрые, в направлении гор небо казалось черным, его то и дело прорезали лихорадочные золотистые зигзаги зарниц. От цветущих кустарников шел сладкий удушающий аромат, а белый жасмин неясно мерцал в темноте блеклым светом.
— Вы думаете, эта реформа нашей культуры родится не в сознании масс, а будет плодом отдельных гениальных умов?
В тоне профессора прозвучала известная доля снисходительности.
— Да, я так думаю, — последовал сухой ответ учителя, разразившегося длинной речью, которую не слушал никто, кроме профессора.
Господин Абдерегг обменивался шуточками с Бертой, той помогала тетушка. Вальяжно развалившись в кресле, он потягивал белое вино с подкисленной водой.
— Значит, вы и Эккехарда[24] читали? — задал Пауль фрейлейн Туснельде вопрос.
Она полулежала в низком складном кресле, откинув голову и глядя куда-то вверх.
— Конечно, — сказала она. — Однако такие книжки еще следует запрещать вам читать.
— Вот как? Почему же?
— Да потому что вы еще не все можете в них понять.
— Вы так думаете?
— Уверена в этом.
— Но там есть такие места, которые я, возможно, понял лучше вас.
— В самом деле? Какие же?
— Те, что на латыни.
— Что за шутки!
Пауль был в приподнятом настроении. Ему вечером позволили выпить немного вина, и ему очень нравилось сейчас вести беседу этой темной нежной ночью и с любопытством ждать, удастся ли ему вывести эту элегантную даму хоть немного из равновесия, из ее ленивого покоя и добиться от нее возражений или смеха. Но она даже не смотрела на него. Она неподвижно лежала в кресле, глядя вверх, одна рука на подлокотнике, другая свесившись до земли. Ее белая шея и матовое белое лицо слегка светились на черном фоне.