Шрифт:
— У тебя больше не болит голова, дитя мое? — спросила тетя Грета.
— О нет, нисколечко, — полуслышно ответила Берта, но выглядела она при этом все еще очень несчастной.
О, дети, дети, подумала тетя, от которой не укрылись неуверенность и возбуждение Пауля. У нее возникли кое-какие предчувствия, и она решила не тревожить без надобности молодых людей, но последить за ними, чтобы вовремя предотвратить возможные глупости. С Паулем такое случилось впервые, в этом она была уверена. Как долго это еще протянется? Он вот-вот перерастет потребность в ее заботе, и тогда его пути будут скрыты от ее глаз!.. О, дети, дети!
За окном стало совсем мрачно. Дождь лил ручьем и ослабевал только при сильных порывах ветра, гроза все еще собиралась с силами, гром гремел где-то очень далеко.
— Вы боитесь грозы? — спросил господин Хомбургер свою даму.
— Напротив, не знаю ничего более прекрасного. Мы можем перейти в павильон и посмотреть. Ты пойдешь с нами, Берта?
— Если ты хочешь, то с удовольствием.
— И вы, значит, тоже, господин кандидат?.. Ах как хорошо, я очень радуюсь этому. Первая гроза в нынешнем году, ведь так?
Встав из-за стола, они взяли зонты и пошли через сад к ближнему павильону. Берта взяла с собой еще книгу.
— А ты, Пауль, не хочешь к ним присоединиться? — спросила тетя.
— Спасибо, нет. Я хочу разучить одну пьесу.
Со смешанными чувствами он ушел в музыкальный салон. Но едва он заиграл, сам не зная что, как вошел его отец.
— Мой мальчик, не можешь ли ты перебраться на несколько комнат подальше? Это хорошо, что ты хочешь разучить что-то новое, но всему свое время, и мы, старшее поколение, хотели бы при этой духоте немного поспать. Так что до свидания, малыш!
Юноша вышел, миновал столовую, коридор, прошел к воротам. Оттуда он увидел, как все входили в павильон. Услышав позади себя тихие шаги тети, он быстро вышел за ворота и поспешил, ничем не укрывшись, сунув руки в карманы, подальше от всех, в дождь. Гром стал усиливаться, и первые робкие зигзаги молний разорвали черные сумерки.
Пауль обошел дом и вернулся к пруду. Он чувствовал, упрямо страдая, как дождь проникает сквозь его одежду. Еще не посвежевший парящий воздух горячил его, и он подставил голые до локтей руки под тяжелые капли дождя. Все остальные сидели, довольные, в павильоне, смеялись и оживленно болтали, и о нем никто не думал. Ему хотелось туда пойти, но он пересилил себя; раз уж он не пошел с ними сразу, так нечего ему теперь бегать за ними. А Туснельде, та даже и не позвала его. Она пригласила пойти с ней Берту и господина учителя, а его нет. Почему его-то нет?
Насквозь промокший, он подошел, не разбирая дороги, к домику садовника. Молнии следовали одна за другой почти беспрестанно — вниз и поперек неба — фантастически причудливыми линиями, а дождь шумел все громче. Под деревянной лестницей садового домика что-то зазвякало, и оттуда с приглушенным рычанием вылез огромный дворовый пес. Узнав Пауля, он радостно прижался к нему и потерся о ногу, ласкаясь. И Пауль с нахлынувшей неожиданной нежностью положил руку ему на шею, потащил его в темный угол под лестницей и уселся там рядом с ним на корточки, что-то говорил ему и наслаждался его обществом неизвестно сколько времени.
В павильоне господин Хомбургер отодвинул железный садовый стол к задней каменной стене с намалеванным на ней итальянским ландшафтом морского побережья. Яркие краски — синяя, белая, розовая — плохо сочетались с серой стеной дождя и, несмотря на духоту, вызывали озноб.
— Вам не повезло с погодой в Эрленхофе, — сказал господин Хомбургер.
— Почему? Я нахожу, что гроза — это прекрасно.
— Вы тоже, фрейлейн Берта?
— О, я с удовольствием наблюдаю за ней.
Он ужасно злился, что малышка увязалась за ними. Именно сейчас, когда у него завязались отношения с красавицей Туснельде.
— А завтра вы и в самом деле уедете?
— Почему вы спрашиваете об этом таким трагическим голосом?
— Мне просто очень жаль.
— Правда?
— Но, милостивая фрейлейн…
Дождь барабанил по тонкой жестяной крыше и буйными толчками выливался из желобов водосточных труб.
— Знаете, господин кандидат, у вас в учениках очень милый юноша. Это ведь одно удовольствие преподавать такому, как он.
— Вы это серьезно?
— Конечно. Он просто прелесть. Не правда ли, Берта?
— О, я не знаю, я мало его видела.
— Он что, не нравится тебе?
— Нет, почему же… Нравится.
— Что изображено на этой картине, господин кандидат? Это виды Ривьеры?
За два часа Пауль вымок до нитки и вернулся домой смертельно усталый, принял холодный душ и переоделся. И стал ждать, когда возвратятся те трое, и когда они пришли и в коридоре раздался громкий голос Туснельде, он от испуга вздрогнул, его сердце заколотилось. Тем не менее он сделал нечто такое, о чем минуту назад даже не мог подумать.