— Что? Так и сказал? А ты, что ты ему сказала?

— Что не надо мне никаких брошек и ему самое время пойти домой к своей жене… И на этом точка! Хватит! Это обыкновенная ревность! Ты сам всерьез не веришь во всю эту чепуху.

— Да-да. Ну тогда спокойной ночи. Я пошел домой.

Он ушел, не позволив остановить его. Но он не успокоился, хотя, собственно, нельзя было сказать, что он не доверял девушке. Он просто не знал и где-то смутно чувствовал, что ее верность наполовину была страхом перед ним. Пока он был тут, он мог быть, пожалуй, уверен в ней. Но если ему придется уйти, тогда никакой уверенности. Мария была честолюбива, и ей нравились красивые слова, она познала любовь еще в раннем возрасте. А Хаагер был мастер, у него были деньги. Он мог предлагать ей брошку, хотя и был настоящим скрягой.

Никлас целый час бегал по переулкам, где гасло одно окно за другим и свет оставался гореть только в харчевнях. Он старался думать о том, что пока не произошло ничего ужасного. Но он боялся грядущего, того, что будет завтра и в любой другой день, когда он будет стоять рядом с мастером, и работать с ним, и разговаривать, зная, что этот человек ходит за Марией по пятам. Что из этого получится?

Усталый и расстроенный, вошел он в харчевню, заказал бутылку пива и почувствовал с каждым быстро выпитым бокалом, как по жилам растекается прохлада и смягчает боль. Он редко пил, чаще всего в гневе или если был необычайно весел, и уже больше года не был во хмелю. Сейчас он дал волю себе, предался неосознанно безотчетной гульбе и был сильно пьян, когда вышел из харчевни. Но все-таки еще достаточно соображал и не заявился в таком состоянии в дом Хаагера. Он вспомнил про одну лужайку в конце аллеи, ее только вчера скосили. Неверными шагами он дошел туда, бросился на собранное к ночи в кучи сено и моментально заснул.

III

Когда Никлас на следующее утро, усталый и бледный, но все же вовремя пришел в мастерскую, мастер с Шенбеком по чистой случайности уже там были. Трефц молча прошел на рабочее место и принялся за работу. Тут мастер крикнул ему:

— Явился-таки наконец?

— Я пришел минута в минуту, точно, как всегда, — сказал Никлас устало и с наигранным безразличием. — Вон там наверху висят часы.

— А где ты был всю ночь?

— Разве тебя это касается?

— Думаю, что да. Ты живешь в моем доме, и я требую порядка.

Никлас громко засмеялся. Теперь ему было все равно, что будет дальше.

Ему осточертел Хаагер и его идиотские требования порядка, да и все остальное.

— Что тут смешного? — крикнул мастер сердито.

— Смех напал, Хаагер. Ты мне кажешься большим юмористом.

— Нет здесь никакого юмора. Поберегись!

— Может, и нет. Знаешь, господин мастер, про порядок это ты отлично сказал. «Я требую порядка в доме!» Хлестко сказано. Но это и заставило меня засмеяться — говоришь о порядке в доме, а у самого нет никакого порядка.

— Что? Чего у меня нет?

— Порядка у тебя нет. С нами ты ругаешься и лютуешь из-за каждой мелочи. Или, например, как обстоят у тебя дела с собственной женой?

— Заткнись! Эй, ты, собака! Собака ты, говорю я тебе.

Хаагер подскочил к нему и стоял, сжав кулаки, перед подручным. Но Трефц, который был сильнее его в три раза, посмотрел на него, хлопая ресницами, почти с дружеским участием.

— Спокойно! — произнес он медленно. — Когда разговариваешь, надо быть вежливым. Ты не дал мне договорить до конца. Мне, собственно, нет никакого дела до твоей жены, хотя мне ее и жалко…

— Или ты заткнешься, или…

— Это потом, когда я закончу работу. Так вот, до твоей жены, как я уже сказал, мне нет никакого дела, нет мне дела и до того, что ты бегаешь за фабричными девчонками, ты, похотливая обезьяна. Но вот до Марии мне даже очень есть дело, и это тебе известно так же хорошо, как и мне. И если ты дотронешься до нее хоть пальцем, тебе будет очень плохо, можешь в этом не сомневаться. Так. Я сказал все, что хотел.

Мастер был бледен от возбуждения, но так и не решился затеять с Никласом драку.

Тем временем подошли Ханс Дирламм и ученик и остановились у входа, с удивлением услышав громкий крик и злые слова, прозвучавшие здесь ранним утром, в самые спокойные часы. Он посчитал лучше не затевать скандал, поэтому переборол себя и несколько раз сглотнул слюну, чтобы унять дрожь в голосе.

А потом громко и спокойно сказал:

— Хватит на сегодня. Со следующей недели ты свободен, у меня уже есть на примете новый подручный. А теперь все за работу, быстро!

Никлас только кивнул и ничего не ответил. Он тщательно зажал заготовку в токарном станке, проверил резец, вынул его и пошел с ним к точильному камню. Другие рабочие тоже с большим старанием принялись за работу, и за всю первую половину дня в мастерской не было произнесено и десятка слов.

Только в обеденный перерыв Ханс отыскал старшего подручного и тихо спросил его, действительно ли он собирается уйти.

— Само собой, — коротко сказал Никлас и отвернулся.

Весь обеденный час он проспал в складской на мешке со стружками, к обеденному столу даже не подошел. Весть о его увольнении пришла после обеда и на ткацкую фабрику — об этом позаботился Шембек, а Тестолини сообщила ее подружка.

— Слушай, Никлас уходит. Его увольняют.

— Трефца? Не может быть!

— Да-да, Шембек принес на хвосте свежую новость. Жалко его, да?