Они сделали ещё по глотку.

– Ты прав. На пляже она уничтожила меня окончательно. Именно там я потерпел поражение, - Этьен протянул приятелю телефон, на заставке экрана девушка выходила из моря, сотни брызг, пронизанные солнечным светом, подчёркивали красоту её тела.

– Ева явно пользуется успехом. И тебя даже не интересует, есть у неё друг, чёрт побери, или нет?!

– Пусть он идёт к дьяволу, если так! Важнее, что чувствует мадемуазель! В этой связи нужно правильно выбрать стратегию и добиться её расположения...

– Спешу тебя уведомить, она одна! Но не стремится завязывать отношения... Те двое на пляже - охрана от навязчивых ловеласов вроде тебя, - Шарль звучно рассмеялся.

– Или Ева...

– Ну, нет! Скорее, в этом она традиционна...

– Видишь, мне как всегда везёт! А теперь давай поговорим об интересующей меня и Луи сделке.

Ближе к полуночи пришло сообщение от Бертье: 'Завтра в Лувре, в полдень'.

***

Итак, они были на острове Сите в первом округе Парижа: он болтался по Лувру в разгар заседания Национальной палаты, а умопомрачительная мадемуазель в лёгких джинсах и полупрозрачной белой рубашке с небольшой сумочкой наперевес плавно шествовала из зала в зал, вглядываясь в старинные полотна! Он следовал по пятам, раскланиваясь с работниками музея. Но на главной лестнице прямо у него перед носом бёдра Евы описали восхитительную волнистую линию. Отчего влюблённый француз даже споткнулся, рискуя оказаться опять на первой ступеньке, устлав дорогу пытливыми туристами. Только тогда ему была подарена соблазнительная, но не провоцирующая улыбка. Этьен решил, что следующий вираж станет губительным для мужского здоровья, и пора переходить к делу.

В одном из залов в присутствии Венеры Милосской он зашептал в женское ушко:

– Кстати, руки скульптура утратила в результате бессовестного поведения турок, - едва уловимый тонкий парфюм взволновал ещё больше.
– Они считали себя 'хозяевами' острова Милос и никак не давали вывезти эту античную красавицу во Францию.

– Да, действительно, возмутительное нахальство!
– с усмешкой поддержала мадемуазель.
– Препятствовать незаконному вмешательству французских офицеров в судьбу столь прекрасной мраморной особы! И теперь, вероятно, только турки знают, как должны выглядеть идеальные женские ручки!
– и тут же свои скрестила за спиной, предвосхищая самый скромный французский поцелуй.

'Не даёт шанса и улыбается!.. Ну, ну! Умница, по истории готова пройтись...' Далее они передвигались рядом, иногда настойчиво оттесняемые от особо значимых для окружающего человечества шедевров. Ему нравилось, что Ева - не миленькая простушка, заучившая несколько известных фамилий. У неё особый вкус!

– Меня не интересуют замученные уставшими глазами туристов полотна, а производят сильное впечатление малоизвестные произведения с почти стёртой временем историей, новые факты, связанные с Парижем, Францией. Всё остальное - интернет, - словно прочитала мысли она, когда Этьен жестом пригласил отметиться у популярной 'Mona Lisa'.

Далее всё произошло быстро, можно сказать, даже молниеносно: какое-то движение у очаровательной спутницы за спиной, и там возник весьма габаритный мужчина в льняном костюме цвета вон той старинной вазы с картины Лебрена и в соломенной шляпе почти на затылке (зачем в музее головной убор?), оказавшийся неожиданно весьма проворным. Его странный русский диалект зазвучал громогласно под овальным потолком среди приглушённого разноязыкого говора:

– Шо ты цапаешь, шо цапаешь!- он крепко сжимал пальцы робкого интеллигентного и очень молодого человека.
– Верни бижутерию! Мама дорогая, куда мир шлёпает! Что у этого индивида с моторикой, я имею инфаркт от дилетантства! Фи, какая грубая работа! Чему в Сорбонне учат!

Ева и Этьен повернулись на голос и с удивлением принялись рассматривать мужчину и парня. Было видно, что у толстяка от сильного напряжения пуговица на брюках вот-вот выстрелит в толпу японских туристов, а правая нога, придавившая кеду 'индивида', благополучно через минуту другую превратит ту в ласту. Юный борец с материально-денежной зависимостью несознательных граждан извивался, словно полоз на сковородке, и причитал по-итальянски.

Ева стояла, слегка придерживая сумочку, она явно понимала речь Толстяка и переводила Этьену: 'Мужчина возмущён не корректным поведением юноши и его некомпетентностью в области изобразительного искусства!'

Вдруг 'льняной костюм' перевернул руку 'переводчицы' ладонью вверх и буквально выдавил из кулака своей брыкавшейся жертвы перстень с изумрудом.

– Девушка, вы просто наивностью обескураживаете! Зачем же на картины глазки тратить! В сумочку гляньте, всё ли на месте!

Потрясённая Ева быстро осмотрела содержимое и кивнула. Всё на месте. А парень, улучшив момент, юркнул в нескончаемую толпу китайцев, корейцев, немцев, американцев и растворился...

– Надо было держать его крепче!
– выкрикнул кто-то из туристов.
– У меня вчера в лифте на Эйфелеву башню портмоне вытащили!

– В апреле была забастовка персонала Лувра. В последнее время карманных воров в музее стало больше, и ведут они себя все более агрессивно. Причем от действий грабителей страдают и посетители музея, и сотрудники, - тихо поделился Этьен.
– Часто это подростки, - он махнул в сторону исчезновения парня, - бесплатно проходят в музей. А если их ловят на краже, то вскоре отпускают. И они снова возвращаются, и уж, конечно, не смотреть картины и скульптуры. Во Франции много проблем...

Толстяк снял шляпу и посмотрел в девичьи зелёные глаза.