Шрифт:
– Что прикажет госпожа?
– спросила Киоми.
– Гости уже закончили праздник? Сколько из них ушли с моими служанками в дальние комнаты?
– Две трети остались в зале, одна ушла. Половина из оставшихся вымотана и устала так сильно, что вряд ли сможет что-то противопоставить тем, кто решит напасть. Личные телохранители господина остаются трезвыми и никуда не уходят с девушками, как и он сам.
– Кто же решится напасть, Киоми?
– в голосе госпожи послышались сладостный мёд и мурлыкающие нотки.
– Моя цель избавить Империю от врага, а не множить его глупыми поступками.
– Госпожа, ты примешь предложение варвара?
– в голосе служанки скользнули нотки тревоги, злости и негодования.
– Только если он докажет, что превосходит остальных, когда-то уже предлагавших мне подобное, кандидатов.
– А как же враги за стенами, Империя?
– А кто будет править ею, если мне придётся делить себя и её с варваром, Киоми? Кому нужна Империя и царство, если в нем нет ни единого достойного правителя, наследника или силы? Лучше смерть от клинка, чем жизнь без чести.
– Да, моя госпожа, - голос Киоми дрогнул, словно она пыталась совладать с эмоциями.
– Иди, предупреди его о том, что я жду его в мраморном зале.
Браслеты на руках Киоми не издали ни единого звука, когда она покинула спальню госпожи. Когда этим женщинам было выгодно, лучшие из них умели вообще растворяться в тенях, исчезая из мира живых на время. Когда Киоми вышла, в полумраке спальни зажглись фосфоресцирующим огоньком две зелёные точки. Через некоторое время из тени проявилась фигура госпожи, одетой в широкие полотна тончайшего шелка, под которым скрывались её браслеты и нательная защита до самого горла.
– И что скажешь, брат?
– спросил Ветрис у телохранителя, сидевшего по правую руку.
Воин, вооружённый коротким мечом, ножны которого были сейчас запечатаны тонкой, но прочной металлической проволокой, разгладил усы, заплетённые в косички, и издал странный звук. В Степи так подзывали лошадей или выказывали уважение к богатству убранства, сбруи, или вооружения. Сейчас он прозвучал скорее иронично, наполнив эхом выделенные для вождя комнаты.
– Скажу, что Империя действительно сильна, богата и процветает, - ответил он блеснувшему в полумраке глазами Ветрису.
– Но чего-то в ней недостаёт. Как будто сочиняешь сказание для Круга Костров, и забываешь напрочь слово. Вот и я сегодня - словно слово забыл. Вертится в голове, зудит. А что - непонятно.
– Брат, наверное, перепил вчера кумызу в стойбище типельников, - показал зубы сидевший слева от вождя молодой воин. На его чистом лице, только слегка обожжённом степным солнцем, особенно ярко выделялись нехарактерные для его сородичей голубые глаза, а губы словно навсегда застыли в искривлённой улыбке. Мало кто знал, что гримаса осталась ему в память о налёте диких кочевников и отравленной стреле с ядом черного скорпиона. Но своё имя он тогда заслужил на три года раньше положенного срока, чтобы потом потерять его, став телохранителем вождя.
– Или действительно забыл слова, сочиняя сказ вместо того, чтобы оберегать нашего брата от опасностей.
– Которые заключаются в том, чтобы обожраться мягкого хлеба, опиться сладкого вина, и намять бока гладких женщин, - парировал усатый.
– И, несомненно, вождь просто обязан, как жеребец, покрыть всех подложенных ему девушек, за одну ночь осеменив полстолицы. Такова судьба мужчин в этой стране, чтоб ты знал.
Молодой брат прислушался к чему-то, и кивнул. Он коснулся серпа в ножнах на своём поясе, и тихо прошептал, обращаясь к Ветрису:
– Господин. Те, кто слушал нас, ушли. Я не слышу их сердец. Теперь можно говорить, не скрываясь.
– Хорошо, - так же тихо ответил Ветрис.
– Старший брат, что ты заметил, кроме странного ощущения забытого?
– Нас оценивают, как жеребцов на рынке, - скривился усатый. Его пальцы сжались на рукояти меча.
– Тебя оценивают. И до сих пор не решили, убить или оставить в живых.
– Я с самого начала был против всей этой затеи, - прошипел младший.
– Но кто меня слушает?
– Я тебя слушаю, - ответил Ветрис, и его лицо потемнело.
– Но без этого союза нам осталось пять, может, семь лет. И после этого наши кости поглотит песок. Кости всех жителей долины. Нас вырежут дикие. Если бы я мог защитить свой народ без этого унижения...
– Иногда надо переступить через свои желания ради чести, вождь, - сказал старший брат.
– Ты же знаешь.
– Знаю, - Ветрис улыбнулся.
– И ставлю на то, что у нас все получится. Наследие древних не должно пасть. Мы не должны исчезнуть.
– Кто-то идёт, - шепнул младший, и загундосил песню про кобылу и перекати-поле.
В комнату тихо вошла уже знакомая Ветрису Киоми, и, поклонившись, встала перед вождём.
Браслеты, тихо брякнув, качнулись на её тонких запястьях и лодыжках, и она мелодично пропела: