Пато не только оправдал все мои ожидания, но и намного превзошел все самые смелые мечты.

Через неделю я взял его с собой в Солонь. Приехав раньше друзей, я в четыре часа пополудни отправился побродить по вересковым зарослям на берегу пруда. Пес мой тут же сделал стойку, и у него из-под ног взлетел целый выводок молоденьких куропаток. Я подбил одну птичку, и она скрылась в густой траве у самой кромки воды. Пато бросился вперед, нашел куропатку, придушил ее и лег рядом. Мне представится удобный случай обучить собаку приносить убитую дичь, ибо до сих пор он носил только поноску, например мои тапочки.

Я взял куропатку и бросил в сторону:

— Аппорт, Пато!

Славный пес все тут же понял и безо всяких колебаний сделал то, что я от него требовал.

Первый урок был столь успешным, что в последующие пять часов я убил еще шесть куропаток, и Пато мне их приносил без малейшей просьбы с моей стороны.

На следующий день мои друзья-охотники не смогли удержаться и обрушили на голову моего бедного песика град язвительных насмешек и грубоватых шуточек. И в самом деле, мой чудачок выглядел ужасно жалко по сравнению с их роскошными пойнтерами и спаниелями.

С невозмутимым видом выслушал я все насмешки, ибо был уверен, что очень скоро Пато им всем покажет, кто из нас прав.

Черт побери, ждать мне пришлось совсем недолго! Представьте себе изумление моих друзей, когда Пато сначала выпугнул мне под выстрел зайца, затем тотчас же сделал стойку над куропаткой, принес мне их, как взрослая двухлетняя собака, потом бросился в заросли преследовать подраненную куропатку и с победоносным видом положил ее, уже придушенную, но совершенно целую к моим ногам. Подвиги Пато были встречены всеобщими одобрительными и восхищенными криками:

— Браво, Пато. Браво, собачка!

В течение трех последующих дней Пато действовал на диво успешно, к вящему удовольствию моих друзей, ибо он стал всеобщим любимцем.

И вот я вернулся домой счастливым обладателем шестимесячной собаки, существа ужасно неказистого, беспородного, которое без всякой дрессуры и натаскивания проявило несравненную смекалку и поразительную ловкость.

Увы, мне следовало бы его пощадить, обращаться с ним более бережно, кое-чему научить…

Но Пато так полюбил охоту, он так заливисто лаял, когда видел, что я не хочу брать его с собой, что я уступал, частично из сочувствия к его переживаниям, частично из собственного эгоизма, ибо благодаря стараниям Пато я никогда не возвращался домой с пустыми руками.

Достаточно сказать, что в течение трех недель я добыл 14 фазанов и не потерял ни одного!

Пато превосходно искал дичь, шел по следу медленно и осторожно, прекрасно делал стойку, и к тому же мне совершенно не приходилось беспокоиться о подраненной дичи.

Пато много трудился, и притом ежедневно, аппетит у него был отменный. Сам он был всегда бодр и весел.

В конце октября я вновь привез Пато в Солонь, где он еще больше поразил моих друзей своими успехами.

На третий день нашего пребывания в Солони Пато внезапно отказался от похлебки и не пожелал покинуть мою комнату. Я приказал принести молока, его излюбленное лакомство, он немного полакал из миски и снова лег на коврик.

Я пошел на охоту один. Пато даже не шелохнулся, не сделал попытки подняться и следовать за мной. В тот день я охотился безо всякого удовольствия, безо всякого интереса, хотя дичи в наших угодьях было очень много. Нет, ничто не радовало меня, настолько я был обеспокоен и вернулся домой аж в три часа дня. Все в доме были чрезвычайно обеспокоены и огорчены: оказалось, что два часа спустя после моего ухода у моего бедного песика начались страшные судороги. Все считали, что у Пато бешенство. Бедняга даже не узнал меня…

В течение двадцати четырех часов приступ следовал за приступом… Пато корчился в страшных муках… Затем он в последний раз дернулся и застыл…

Бедный Пато! Он был мертв…

Следующий мой рассказ тоже посвящен существу совершенно необыкновенному как по происхождению, так и по способностям.

Судите сами.

В 1881 году французское правительство поручило мне провести научные исследования в Гвиане. Долгие месяцы я провел на берегу реки Марони, что отделяет Французскую Гвиану от Нидерландской.

Я вел суровый, полный опасностей и лишений образ жизни исследователя, почти первооткрывателя в этих диких дебрях. Я охотился, ловил рыбу, шел туда, куда вела меня фантазия, бродил по девственным лесам, изучая величественную тропическую природу, ел то, что Бог или случай пошлет, спал в роскошном отеле, называемом «Под открытым небом», собирал гербарии и коллекцию насекомых.

Однажды я оказал весьма важную услугу одному из бывших каторжников, и этот человек, прекрасно изучивший всю страну, предложил сопровождать меня в место обитания индейцев племени галиби [79] .