– Теперь закрой глаза. Ты спишь сладким сном. – Я выждал некоторое время, пока не увидел, что зрачки его глаз скрылись под веками.

– Мартин, когда я щёлкну пальцами и скажу «раз, два, три», ты проснёшься и не будешь помнить ничего из того, что произошло, ты понял?

– Угу.

– А теперь ты будешь отвечать на мои вопросы, да?

– Да.

– Ты хорошо знаешь замок, правда?

– Хорошо.

– Иногда ты ходишь в подвалы?

– Нет, в подвалы нельзя. Мартин хороший, Мартин не ходит в подвалы…

– Мартин, тебе ведь было чуть-чуть любопытно, правда?

Он молчал и только двигал губами, словно что-то пережёвывая.

– Мартин, – сказал я жёстче, – можешь сказать правду.

Внезапно, без всякого предупреждения, по его щекам потекли слёзы, крупные, как горох.

– Плохой Мартин, плохой, – прорыдал он. – Знает, что в подвалах. Но говорить нельзя!

– Теперь уже можно, Мартин. Господин маркграф очень просил, чтобы ты всё мне рассказал. Он даст тебе за это золотой дукат и новые сапоги из красной кожи.

– Ммммм... – Я видел по выражению его лица, что он размечтался.

– Что ты видел в подвалах, Мартин?

– Мартин видел девушку. Она там живёт. – Ха, вот оно как!

– Только одна девушка?

– Олоф сильно напился, – сказал он, казалось бы, совершенно не по теме. Но я думал, что знаю, в какую сторону направлены его мысли.

– И что рассказал тебе Олоф, когда сильно напился?

– Что их семь, – прошептал он. – Но они были в доме.

– Мартин, теперь ты отведёшь меня ко входу в подвалы.

– Нельзя! – Его веки беспокойно задрожали. – Стражники. Не пустят.

– Охранники не увидят, – сказал я мягким тоном. – Ты будешь невидимкой. Посмотри. – Я коснулся кончиками пальцев его висков. – Я натираю тебя волшебной мазью. Ты чувствуешь, правда?

– Угу.

– И теперь ты уже невидимка. Прямо как в сказках. Тебя никто не сможет увидеть, кроме меня.

– Мммммм… – на этот раз в его мычании ясно слышался восторг.

Курнос и близнецы появились несколькими молитвами позже.

– Время действовать, парни, – объявил я. – Крепите сердца для боя!

Они уставились на меня с непониманием. Ах, как обычно, я бросал жемчужины своего интеллекта перед свиньями...

– В подвалах заточены семь похищенных девственниц, которые должны быть отданы демону в ходе богохульного ритуала. Потом они будут им осквернены. Наша задача проста: найти и спасти.

– Семь девственниц, – повторил Курнос, ощерив в улыбке серые, выщербленные лопаты зубов.

– Семь, – добавил Первый, закатывая глаза.

– Девственниц, – облизнулся Второй и аж потёр пухлые ладони. – Осквернённые… – Он облизнулся ещё сильней.

– Разве слово «спасти» прозвучало недостаточно ясно? – Спросил я, видя их реакцию.

– У Рейтенбаха человек тридцать, – буркнул Первый минуту спустя.

– Я бы сказал: сорок, – поправил я. – Только разве я собираюсь с ними драться? – Я пожал плечами. – Мы вытащим девушек, арестуем Рейтенбаха и дело с концом. Да и потом, что нам бояться поваров, ключников, банщиков, садовников и конюхов?

– Есть у него и солдаты, – отозвался Второй.

– Может… вызовешь инквизиторов, Мордимер? – Спросил Курнос.

– Ха, да у тебя всегда есть отличный совет под рукой? – Я посмотрел в его сторону.

Идея позвать помощь из Хеза или даже из ближайшего отделения Инквизиториума не была такой уж плохой. При условии, что у нас есть несколько дней времени. Я, однако, боялся, что на это мы, к сожалению, рассчитывать не можем. Поэтому нужно было справиться вчетвером: я, Курнос и близнецы (как это обычно и бывало), словно четверо благородных паладинов против орд, служащих князю тьмы! Но нам противостоял всего лишь маркграф и несколько десятков его людей. Мелочь! Мы бывали и не в таких передрягах.

– Ты собрался жить вечно, Курнос? – Спросил я иронично.

– Снимаем всех по пути, – сказал я, глядя теперь на них всех. – Не убивайте, пока это не будет абсолютно необходимо. Дать по башке, связать верёвкой, потом кляп в зубы и оставить где-нибудь в углу. Не забывайте, что мы здесь в гостях!

– Ишь ты, какая великосветская вежливость, – усмехнулся Второй.

– Ты хотел что-то сказать, близнец? Ты плохо здесь ел и пил? Хозяину следует оказать немного уважения. – Я посмотрел прямо на него. И посмотрел по-настоящему рассерженным взглядом, ибо терпеть не могу, когда кто-то оспаривает мои приказы.