Из кабинета Роберта Виктор прошел в комнату, в которой до этого отдыхал, сел в кресло и постарался спокойно обдумать положение. Но спокойно сидеть было просто невозможно. Он встал и принялся ходить из угла в угол.

Как наивно он рассуждал там, в корабле, когда решился послать сигнал!.. Просто людям! Всяким… Всем…

Джунгли!.. Остатки джунглей!

Здесь надо быть сильным и хладнокровным… Иначе — смерть! Иначе Луч Мысли окажется у них в зубах!

И Роберт ведь еще не из крупных. Он додумался предлагать миллионы. Откуда у Роберта миллионы? Кто стоит за ним?

Виктору вдруг показалось, что воротник сжал горло.

Много раз в детстве он рисовал в своем воображении волнующие картины. Вот он партизан, и фашисты ведут его на расстрел. Он поет «Интернационал», громко кричит собравшимся на площади людям. Что сейчас крикнешь? Кому? И кроме того… Да, кроме того, просто не верилось, что все это серьезно… Убить, умертвить его? Тайком, исподтишка?.. И зачем?! Ведь это же люди, не волки… Он долго и упорно трудился… Там, наверху, он, задыхаясь, не включил тумблер, потому что думал о них, о людях… Он принес им новые знания. И вот…

…Ему стали приходить поздравительные телеграммы. Их приносила та молоденькая негритянка, которая прислуживала за обедом. Она носила их десятками, толстыми пачками и, счастливо улыбаясь, пятилась к двери, чтобы потом юркнуть з нее. Телеграммы завалили стол. Их присылали организации, митинги, отдельные люди. Виктор смотрел на гору бланков, и его все больше охватывал ужас. Он представил себе, что Луч Мысли окажется во власти милитаристов… Какой катастрофой обернется все это для людей!.

Пришла еще телеграмма. В ней было лишь четыре слова: «Люблю, поздравляю, жду. Лена».

Лицо покрылось липким потом. Он вытер платком лоб, щеки и снова принялся торопливо ходить по комнате… К камину… К окну… К камину… К окну… Потом отдернул портьеру и взглянул на озеро, покрытое мелкими торопливыми волнами, на огромную черную тучу, всю в багровых отблесках солнца, подумал, что ночью, возможно, ему удалось бы бежать, скрыться в скалах, потом — добраться до Блэк-Одана, Каира, Европы, поднять дипломатический скандал.

Нет, нельзя!

Ведь они могут обмануть не по-земному бесхитростного мудреца, могут убить…

А он поручился сапиенсам за людей…

Солнце, очевидно, село, и краски за окном быстро, на глазах, темнели, наливаясь синевой.

Виктор еще долго стоял у окна, думая уже о другом…

Он вспомнил о телеграмме, выхватил ее из кармана, прочел несколько раз…

Внезапно им овладела ярость, желание бить, кричать, крушить, топтать…

Потом это прошло.

Виктор сидел в кресле и думал.

Безусловно, все, что затеял Роберт Эдвин, — неумная авантюра. Надо только держаться, не дать себя запугать. Завтра прилетит посол. Предположим, им не дадут встретиться. Сразу же Александр Семенович забьет тревогу. И Роберту — конец… Море возмущения затопит и Роберта и всех, кто посмеет объединиться с ним. Людям надо только узнать! Сколько ему шлют телеграмм! Эти поздравления разве пустяк? Будет гнев! Гнев, сметающий все на пути!..

Он только теперь заметил, что сидит в темноте, и подумал, что юная негритянка давно не приносила ему телеграмм. Может быть, Роберт запретил их принимать?

Что он надумает еще?

Что они сделают с сапиенсом до утра?

В дверь кто-то тихонько постучал или поскреб. Виктор быстро включил свет и сказал:

— Да, войдите.

В комнату вошла Сюзанна, прижимая обеими руками к груди ворох телеграмм. Виктор заметил, что она очень бледна.

— Два почтальона на мотоциклах непрерывно снуют между рудником и нашим домом, — сказала она веселым голосом, а глаза смотрели тревожно и умоляюще. — Я тоже решила включиться в транспортировку этих бумаг. Не возражаете, мистер Кленов?

— С этим неплохо справлялась ваша служанка, мисс Эдвин, — сухо ответил Виктор.

Сюзанна низко наклонилась над столом, высыпая телеграммы. Когда девушка подняла голову, Виктор заметил, что глаза ее быстро наполняются слезами.

— Я послала Нтомби в поселок, — тихо, почти шепотом сказала она, не глядя на него. — Она должна предупредить тех, в скалах, о том, что здесь происходит.

Ему показалось, что-то теплое, хорошее, близкое коснулось его, и от этого стало страшно говорить…

— Я знал… Я был уверен, что вы… — вымолвил, наконец, Виктор.

— А Роб? — тихо спросила она. — Я не хочу, чтобы ему было плохо.

— Боюсь, что люди не простят ему этого, — неохотно сказал Виктор.

— Чего?

— Честные не простят подлости, подлецы — неудачи…

Где-то вдалеке, чуть слышные, возникли ритмичные глухие звуки. Виктор догадался: гремели тамтамы — древний телеграф африканцев.