— А ты, пожалуй, прав, Юрий, — неожиданно согласился с ним султан и, несколько помедлив, предложил:— А что, если мы провозгласим тебя князем малороссийским и вождём Войска Запорожского? А? Гетманом ты уже был, пора и в князья писаться. А?

— А это возможно? — спросил Юрий, всё ещё не веря в такое счастье.

— Для меня всё возможно, — сказал султан. — Бери перо, князь! И пиши.

— Но как? О чём? — спросил обалдевший от такого взлёта недавний узник каменного мешка.

— Что за вопросы, Юрий. Как сердце тебе говорит то и пиши.

Что говорило Юрию сердце сегодня? Конечно, оно было переполнено благодарностью тому кто вытащил его из темницы, и даже не вспоминало о том, кто засадил его туда, хотя это было одно и то же лицо Именно так и начал Юрий:

«Спасителю нашему всё возможно: нищего посадить с князьями, смиренного вознести, сильного низложить. Лихие люди не допустили меня пожить в милой отчизне; убегая от них, претерпел я много бед, попал в неволю. Но Бог подвигнул сердце наияснейшего цесаря турского, тремя частями света государствующего, который грешных больше милует, чем наказывает (с меня берите образец!): даровал мне цесарь свободу, удоволил меня своей милостью и князем малороссийским утвердил...»

Юрий остановился. Уже, пожалуй, достаточно накланялся в сторону благодетеля, пора что-то и о деле сказать запорожцам, тем более что султан наверняка будет просматривать и утверждать грамоту Они уж, поди, и забыли Юраса. Но даже если это так, не следует писать этого. Наоборот, надо написать так, словно ты вчера лишь был там. Юрий умакнул поглубже перо, захватывая больше чернил и продолжил:

«...Когда я был в Запорожье, то вы мне обещали оказать любовь и желательство и вождём меня иметь, так теперь обещание исполните и отправляйте своих послов для переговоров со мною...»

Юрий поднял голову от письма, взглянул на султана, вновь уткнувшегося в книгу, несмело позвал:

— Ваше величество... государь.

— Что? — поднял голову султан.

— А где я смогу принимать послов запорожских?

— Послов? Гм... Зови их в Казыкермень. Там твоя ставка будет.

«Ну что ж, — подумал Хмельницкий, — вполне разумно. И от Сечи недалеко, и до Крыма рукой подать».

Дописав свой будущий адрес, Юрий с удовольствием и гордостью подписал грамоту: «Георгий Хмельницкий, князь малороссийский, вождь Войска Запорожского».

Султан прочёл грамоту, она ему понравилась.

— Ну вот. Завтра в присутствии резидентов всех стран, в том числе и российского, торжественно провозглашу тебя князем малороссийским. А ты после этого можешь зачитать эту грамоту. Впрочем, нет, выступишь без бумажки.

— А что я должен сказать?

— Ну как что? Что царь и король обезглавили твою родину и что в этот нелёгкий час ты принимаешь управление и постараешься спасти её, то есть родину.

— Хорошо, государь, постараюсь.

— Вот и всё. Ступай, князь, отдыхай.

Юрий направился к выходу, но султан окликнул его:

— А грамота-то, князь!

Хмельницкий вернулся за забытой на столе грамотой.

— Завтра велю освободить из крепости запорожца. Пошлёшь его гонцом с этой грамотой.

— Надо бы двух, государь. Мало ли...

— Хорошо, освобожу двух.

Ещё третьи петухи не кричали, а уж к гетману явился новый посланец из Москвы — князь Иван Волконский. В душе чертыхаясь, Самойлович велел впустить раннего гостя в горницу и явился туда лишь в шароварах да в душегрейке, накинутой на ночную сорочку.

— Что за спешка, князь? — зевнул зябко Самойлович.

— Грамота от государя, гетман, — отвечал Волконский, подавая грамоту, свёрнутую трубочкой и опечатанную.

— Поди, замёрз? — спросил гетман и кивнул на печку. — Вон голландка ещё не остыла, грейся.

— Спасибо, — отвечал Волконский и, скинув шапку, подошёл к голландке, прижал закалевшие руки к тёплому боку печи.

Гетман сел за стол, ближе к свечам, читал грамоту долго и обстоятельно. А она и была длинной и обстоятельной.

— Ну что ж, — заговорил наконец гетман, отложив грамоту. — То, что государь и патриарх указали, как я и просил, быть суду над преступниками, да ещё и день назначили — через три дня после Богоявленья, то хорошо. Очень хорошо. А то висело всё на ниточке: судить не судить, судить не судить. Теперь по крайней мере всё определённо. Судить.

— А как насчёт Дорошенко? — спросил Волконский. — Там ведь и о Дорошенко писано.

— Дорошенко сейчас в Москву нельзя отпускать.

— Но мне велел государь привезти его. Я для того и послан.