Стрешнев вышел в переднюю, громко спросил:

— Кто здесь Никита Зотов?

— Я, — вскочил с лавки подьячий.

— К государю.

Обмер Никита, одеревенел весь, с места двинуться не может.

— Оглох, что ли? К государю, — повторил Стрешнев. Видя, что подьячий и шагу сделать не может, подошёл, взял его за рукав, потянул за собой, и он пошёл покорно, смиренно, как бычок на закланье.

Очутившись перед государем, Никита пал на колени, ударился лбом об пол столь старательно, что рассмешил царя.

— Ну довольно, довольно, Никита. Встань. Вот так. У тебя, говорят, Никита, почерк изрядный.

— Стараюсь, государь.

— Я хочу тебя учителем к своему брату Петру Алексеевичу определить.

— Не достоин я, государь, счастия такого, — просипел Никита, у которого от такой новости голос сел.

— А вот мы сейчас определим, достоин ли Самуил Емельянович, извольте его по счёту экзаменовать.

— Ну что ж, — сказал Полоцкий. — Скажи, Никита, сколько алтын будет в гривне.

— Три алтына и одна копейка, — отчеканил Никита тут же прорезавшимся голосом.

— А сколько алтын в рубле?

— Тридцать три алтына и одна копейка.

— А сколько грошей в гривне?

— Пять.

— А полушек в гроше?

— Восемь, — почти не задумываясь чеканил Никита.

— Ну что ж, в счёте он крепок, — сказал Полоцкий.

— А как по истории нашей, — спросил Фёдор — Разумеешь?

— Ведаю, государь, немного.

— За что Святополк получил прозвище Окаянный?

— Так как же, государь, он же трёх братов порешил.

— Как их звали, братьев?

— Борис, Глеб и Святослав.

— Молодец, Никита. А не помнишь ли, часом, чьим сыном был Юрий Долгорукий [39] , основатель Москвы?

— Помню, государь. Юрий Долгорукий был младшим сыном Владимира Мономаха.

— А кем Долгорукому доводится Александр Невский?

— Невский правнук Долгорукого.

— Молодец, — похвалил Фёдор подьячего. — Ты и в истории изряден. Молодец. А как в Библии? Чему учил Христос учеников своих?

— Христос учил их, говоря: блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное. Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо злословить за меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда в небесах: так гнали пророков, бывших прежде вас.

— Славно, славно, — похвалил Фёдор. — А как по части выпивки? Пьёшь?

— Что ты, государь, как можно при нашей работе. Руки будут дрожать, буквы поползут.

— Ну что ж, Никита Зотов. Сейчас тебя Фёдор Прокофьевич Соковнин отведёт к царице Наталье Кирилловне, представит. А там решим, когда начинать учёбу. На то надо и патриаршье благословение получить.

У Никиты от свалившейся на него нежданной благодати голова кругом шла (с самими царём говорил!!!), ноги ослабли, нижняя сорочка потом пропиталась. А тут ещё и к царице волокут. Боже ж ты мой, и всё в один день! Эдак и сердце надорвать можно.

— Вот, государыня-матушка, великий государь послал крестнику своему, царевичу Петру Алексеевичу, человека в науках искусного, в жизни набожного и праведного. Звать его Никита Зотов.

Царица протянула подьячему руку, тот неумело ухватился, поцеловал мягкую, тёплую.

— Коли ты доброй жизни человек, — молвила она, — и в божественном Писании искусен, вручаю тебе моего единственного сына. Учи его грамоте и праведной жизни.

И Наталья Кирилловна, Державшая сынишку за руку, подтолкнула его в сторону подьячего. «Праведник» Никита, залившись слезами, пал на колени перед царицей.

— Не достоин я, матушка-государыня, принять такое сокровище.

— Достоин, Никита, достоин. Раз тебя от государя прислали, значит, достоин.

А мальчик, с удивлением глядя на плачущего мужика, спросил:

— А в коней будем играть?

— Во что? — не понял Никита.

— В коней, говорю, будем играть?

— Будем, государь мой, обязательно будем, — отвечал с готовностью Никита, ещё не представляя, что это за игра такая «в коней».

— Ну вот, с завтрева и начнём учёбу, — сказала царица. — Что у нас завтра?